ВЕСТНИК МГИМО-УНИВЕРСИТЕТА

Стратегические и экономические интересы Пекина, а также необходимость в стабильных поставках энергоресурсов укрепили сотрудничество между КНР и странами Персидского залива. Эта система характеризуется сложной архитектурой взаимосвязей, включающей в себя не только прямые торговые потоки, но и политические альянсы, инвестиционные проекты и инфраструктурные инициативы. Рост влияния Китая и ослабление позиций США могут существенно изменить военно-политическую ситуацию. Прибрежные арабские государства, несмотря на исторически сложившиеся тесное сотрудничество с США, стремятся избежать однозначного выбора между Вашингтоном и Пекином. Цель исследования — определить, как стратегическое соперничество между США и КНР, которое представляет собой сложный комплекс взаимодействий, где у каждой стороны свои роли и стратегии, влияет на международные отношения и безопасность в субрегионе Персидского залива. Для этого автор оценивает изменения в концептуальных подходах руководства США к стратегической конкуренции с КНР, а также рассматривает основные принципы внешней политики Китая, которые позволяют ему усиливать влияние в субрегионе. Далее анализируется, как напряжённость между Саудовской Аравией и Ираном воздействует на региональную стратегию КНР и, как следствие, на отношения между Вашингтоном и Пекином. Анализ влияния соперничества США и Китая на стратегии ОАЭ проводится как в контексте двусторонних отношений, так и в региональном аспекте. Особое внимание уделяется тому, как Эмираты поддерживают баланс в отношениях с этими странами и укрепляют свои позиции в качестве регионального лидера. Результаты исследования позволяют сделать вывод о том, что Пекин усиливает свои позиции в Персидском заливе благодаря собственной политике и важной геополитической тенденции, которая отражает формирование многополярности в этом субрегионе. В условиях растущей конкуренции между великими державами Китай демонстрирует способность эффективно участвовать в региональных делах. Государства Персидского залива не хотят делать выбор между США и Китаем, а стремятся сохранить свою независимость. Однако в вопросах обороны и безопасности они вынуждены полагаться на помощь Соединённых Штатов.

В статье рассматриваются ограничения преобладающих в западной науке подходов к анализу цифровой гегемонии американских технологических корпораций, сформированных под влиянием теоретического наследия Антонио Негри.

Подчёркивается, что акцент Негри на «множестве» и борьбе, основанной на идентичности, способствовал выявлению и осмыслению целого ряда противоречий — расовых, гендерных и классовых, — воспроизводимых и усиливаемых в цифровом пространстве. Вместе с тем категорическое отрицание роли суверенного государства как субъекта борьбы с гегемонией привели эти подходы к устойчивому стратегическому тупику. На основе обширного анализа критической литературы и эмпирических примеров исследуются различные формы стихийного сопротивления «снизу – вверх» — платформенные кооперативы, пиринговые сети, блокчейн-инициативы, аудит алгоритмов, просветительские кампании — и показывается их неспособность существенно поколебать монопольное положение Big Tech. Опираясь на «акторный треугольник» глобального управления Роберта Кокса (Империя, суверенное государство, гражданское общество), автор обосновывает, что эффективное противодействие цифровой гегемонии возможно лишь при формировании альянса государства и некооптированных сегментов гражданского общества. Отдельное внимание уделено странам Глобального Юга, где сочетание доминирования Big Tech и опосредованного через НПО гражданского общества зачастую подрывает усилия государств по обеспечению цифрового суверенитета. В качестве контрпримера рассмотрен опыт Китая, где с 2016 г. государство установило политические ограничения для национальных Big Tech, реализовало ориентированную на народ регуляторную политику и сохранило суверенный контроль над цифровым пространством. Несмотря на некоторые внутренние противоречия, данный опыт демонстрирует, что альянс государства и общества способен приносить ощутимые результаты в противостоянии цифровой мощи Империи.

В заключение делается вывод, что преодоление цифровой гегемонии требует отхода от парадигм, ориентированных на спонтанность, в пользу стратегий, поддержанных государством, — особенно в странах Глобального Юга.

Внимание научного сообщества к проблематике БРИКС обусловлено кардинальными переменами, происходящими в мире, поиском новых путей построения политического взаимодействия. В этом отношении БРИКС представляет собой относительно новую структуру, которая в значительной степени ориентирована на развитие Глобального Юга.

Гипотеза исследования заключается в том, что формирующаяся по сетевому принципу новая политическая организация мира будет иметь более сложную структуру, чем конфигурация мирового порядка, которую образуют ведущие государства в виде одного или нескольких полюсов, как это обычно представляется. БРИКС развивает свою сетевую структуру. В результате происходящих изменений наблюдается структурное соответствие организационного принципа БРИКС и структурой политической организации мира. Исследовательский вопрос формулируется следующим образом: существует ли соответствие между этими двумя организационными структурами и, если да, то что необходимо сделать БРИКС для усиления своих позиций в складывающейся новой политической организации мира.

Изначально БРИКС ставил перед собой экономические задачи. В итоге БРИКС стал занимать уверенные позиции в глобальном управлении в сфере экономики. Затем рамки деятельности объединения расширились. В сферу интересов БРИКС, хотя и не в качестве центральных, стали входить социальные вопросы, такие как образование, здравоохранение, что побудило БРИКС активно включиться в решение политических вопросов.

Оказывается, что политическая организация мира и БРИКС всё в большей степени трансформируются в сетевые структуры. Это соответствие структурных организаций теоретически позволяет БРИКС сначала вписаться в политическую организацию мира, а затем и дальше трансформировать её. Для этого БРИКС имеет необходимые ресурсы, а также опыт сетевого и цифрового взаимодействия. В то же время успешная реализация устремлений БРИКС выстраивать контуры новой политической организации мира возможна лишь при использовании «силы идей», т. е. предложений по тому, какой должна быть эта новая политическая организация мира.

В целом же БРИКС может и в дальнейшем участвовать в глобальном управлении, быть одним из звеньев сетевой политической организации мира, причём довольно крупным звеном, а может стать архитектором новой политической организации мира, предложив её контуры и принципы функционирования.

Страны Востока, за исключением немногих государств, продемонстрировали преимущественно нейтральную позицию в отношении российско-украинского конфликта. Ни одна из стран Латинской Америки не поддержала санкции Запада против России. Восточные государства предпринимают попытки осмыслить политику России с собственной, незападной перспективы, стремясь выработать варианты решения конфликта, опираясь на исторический и цивилизационный опыт Азии и Африки. В этой связи актуальным представляется создание отдельной восточной структуры под эгидой ООН, которая бы способствовала развитию самостоятельного цивилизационного подхода Востока, включая экономическое и культурное сотрудничество незападных стран. Отношения с Западом при этом воспринимаются Востоком как ценный исторический опыт в становлении великих держав.

В статье отмечается, что новая внешнеполитическая реальность вынуждает Россию осуществлять балансирование между противостоянием с «враждебным окружением» со стороны Европы и укреплением партнёрских отношений с Азией и Африкой. В результате экономические и политические процессы приобретают сложный и многоуровневый характер. Мир, с точки зрения Москвы, сегодня разделён на два противостоящих лагеря: западный, характеризуемый жёсткой дисциплиной, единством и прагматизмом, и восточный, для которого свойственны национальный уклад, особый тип экономического роста и не менее жёсткие политические и культурные установки.

Автор подчёркивает необходимость формирования и концептуализации незападного взгляда на международные отношения в рамках российской науки. Перевод западных терминов и концепций на восточные языки требует особой осторожности и разъяснения их культурной специфики. Важнейшей задачей становится осмысление исторического и политического опыта евразийских, азиатских и африканских обществ, интеграция этого опыта в международную науку. На основе этого опыта возможно формирование единого кодекса межцивилизационного взаимодействия между Азией, Африкой и пограничной Евразией. Автор отмечает существование на Востоке и в Евразии особого типа человека, отличающегося от европейского по стилю мышления и принятия решений, что также должно учитываться в теоретическом осмыслении международных отношений. Особое внимание уделено роли информационной политики в формировании восприятия восточными странами тех смыслов и установок, которые транслируются западными государствами.

Статья посвящена переосмыслению концепции «поворота России на Восток» через постановку более широкого исследовательского вопроса — каким образом возможно инициировать «поворот Востока к России». Теоретическая основа анализа восходит к научному наследию академика А. В. Торкунова и акцентирует внимание на институциональных и идейных условиях реализации российской политики в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). Автор выделяет четыре группы факторов, определяющих перспективы этой стратегии: (1) характер региональной стабильности и нестабильности; (2) степень дружественности или недружественности стран региона; (3) особенности экономической динамики АТР, во многом зависящей от состояния китайско-американских отношений и внутренних приоритетов КНР; (4) идейно-ценностные рамки, показывающие ограниченность антиамериканизма и многополярности в качестве универсальных стратегических оснований. Центральное место в анализе занимает «фактор Китая», рассмотренный на основе поквартальной динамики 2022–2025 гг., что позволяет выявить постепенный переход позиции Пекина от доброжелательного нейтралитета к более прагматичной и осторожной линии поведения. Рассматриваются попытки Китая утвердиться в роли посредника в украинском конфликте, пределы концепции «партнёрства без границ», уроки, которые Пекин извлекает из украинского опыта для своей политики в отношении Тайваня. Экономическое измерение двусторонних связей характеризуется не столько стратегическим разворотом, сколько адаптацией и замещением, обусловленными санкционными ограничениями. Делается вывод о том, что при всей сохраняющейся стратегической значимости России для Китая расширение «полей расхождений» формирует новые риски для согласования интересов. Устойчивость «поворота Востока к России» возможна лишь при опоре на постепенную институционализацию сотрудничества, включение в региональные процессы и отказ от излишней идеологизации внешнеполитического курса.

В статье исследуется реакция Всемирного совета церквей (ВСЦ) на Украинский кризис (2022–2024 гг.) с позиций критической теории международных отношений. Автор предлагает рассматривать ВСЦ как специфический тип транснациональной «органической интеллигенции» глобального христианства, действующей на основе собственного постоянного бюрократического аппарата и финансовых ресурсов, поступающих преимущественно от протестантских церквей Европы и Северной Америки. Методическую базу исследования составил качественный анализ официальных документов и публичных заявлений ВСЦ, позволяющий показать, как Совет в роли органической интеллигенции активно транслирует и утверждает универсалистские ценности, соответствующие западной либеральной модели современности. Отдельное внимание уделяется тому факту, что, несмотря на жёсткую критику России в контексте Украинского кризиса, ВСЦ воздержался от исключения Русской православной церкви. Автор аргументирует, что это решение обусловлено стремлением Совета сохранить межцерковный диалог, обеспечить возможность своего влияния на РПЦ и таким образом расширить собственную роль и позиции в глобальном христианском сообществе. Делается вывод о том, что институциональная природа и западная направленность ВСЦ ограничивают его нейтральность.

В статье представлены малоизвестные факты, касающиеся присутствия российских военных судов на службе первой в Греции российской дипломатической миссии. Данный сюжет ещё не был предметом рассмотрения в научной литературе; новые документы из Архива внешней политики Российской империи при МИД РФ позволяют пролить свет на неизвестную до сих пор деятельность российского Черноморского флота, базировавшегося вблизи Пелопоннеса. Целью предпринятого исследование является анализ деятельности судов Черноморского флота в качестве части дипломатического обеспечения российской миссии в Навплии и Афинах в первые годы существования греческого государства. После провозглашения независимости Греции Россия установила с ней дипломатические отношения, послав в столицу своих дипломатических чиновников, а также консулов на целый ряд островов Архипелага. Турецкое правительство разрешило проход через Босфор и Дарданеллы нескольких лёгких военных судов Черноморского флота для выполнения срочных поручений российского посланника и дипломатической почтовой связи. Это разрешение требовалось в связи с тем, что, согласно условиям предшествующих русско-турецких договоров, Россия не имела права проводить через Черноморские проливы свои военные суда. До учреждения российской миссии в Греции такое разрешение имели лишь несколько лёгких военных фрегатов при миссии России в Константинополе. На о. Порос, близ Пирея, располагался русский лагерь, а капитанами российских судов, ежегодно менявшихся на службе при российской миссии, были молодые морские лейтенанты – В. А. Корнилов, В. И. Истомин и Е. В. Путятин – будущие адмиралы, впоследствии прославившиеся на морской и дипломатической службе.

В статье исследуется взаимодействие политических элит Великого княжества Литовского (ВКЛ) и Королевства Польского в контексте формирования Вестфальской системы международных отношений в XVII веке. На основе системного подхода, концепции композитарного государства и теории конфессионализации анализируется влияние международной среды на политическую динамику между литовской и польской элитами. С момента подписания Люблинской унии 1569 г. элиты ВКЛ стремились закрепить равноправие с польской стороной и последовательно защищали свои интересы во всех политических вопросах, включая внешнюю политику. Особенно интенсивным это взаимодействие стало в XVII веке, что во многом было связано с масштабными политическими и конфессиональными изменениями в Европе, достигшими кульминации в период Тридцатилетней войны (1618–1648 гг.) и получившими юридическое оформление в Вестфальском мире 1648 года. Исследование показывает, что, несмотря на периодически возникавшие разногласия между элитами Польши и ВКЛ, они не рассматривали друг друга как противников. Напротив, их объединяло конституционное устройство, формировавшаяся вследствие полонизации общая культурная идентичность и необходимость поддержания авторитета Речи Посполитой в новой Вестфальской системе европейских государств. Автор приходит к выводу, что формирование Вестфальской системы международных отношений оказало заметное влияние на взаимодействие элит Великого княжества Литовского и Королевства Польского. Международная среда этого периода способствовала скорее интеграции, нежели дезинтеграции обоих составных частей Речи Посполитой. Несмотря на частые изменения конфессионально-политических союзов и внутренние разногласия, общие внешнеполитические вызовы, связанные с окружением Польско-Литовского государства сильными конкурентами, такими как Московское государство и Швеция, вынуждали элиты обеих частей стремиться к согласованию интересов и укреплению единства. Таким образом, международные процессы середины XVII века выступали в качестве важного внешнего фактора, определявшего характер политического взаимодействия польской и литовской элит и способствовавшего усилению внутренней консолидации Речи Посполитой в новых реалиях Вестфальского порядка.

В международной политике продолжаются дебаты об актуальности теорий международных отношений для политиков и лиц, принимающих внешнеполитические решения. В этой связи существует распространённое представление о том, что теория – это «просто теория», и она абсолютно не применима в реальной политике. Размышляя над этим заблуждением и исходя из потенциально высокой практической значимости теорий, автор предпринимает попытку найти ответ на вопрос, имеют ли теории международных отношений какое-либо реальное практическое значение для политиков, и в чём оно может заключаться. Для достижения этой задачи было организовано анкетирование, в ходе которого были опрошены 50 дипломатов, как действующих, так и в отставке, из 32 стран с пяти разных континентов. На основе полученных ответов автором были сделаны выводы относительно применимости теорий международных отношений в дипломатической деятельности. Выводы сделаны на основе сопоставления аргументов относительно как применимости теорий международных отношений к современным реалиям, так и их ограничений. В исследовании подчёркивается, что теории международных отношений остаются актуальными для большинства политиков, которые в большинстве своём рассматривают теории в качестве важного инструмента для анализа событий, объяснения их причин, оценки их взаимовлияния и прогнозирования. Проведённый опрос показал, что большинство дипломатов признаёт значимость теорий МО как важного аналитического инструмента, способного объяснять причины и последствия международных событий, оценивать внешнеполитические решения и прогнозировать развитие международной обстановки. По мнению дипломатов, доминирующие теории МО в достаточной мере охватывают различные аспекты мировой политики и являются универсальными в глобальном контексте. Тем не менее, подчёркивается необходимость более активного включения в теоретические дискуссии незападных подходов и концепций.

Респонденты рекомендуют усилить взаимодействие между академическим сообществом и практикующими дипломатами. Они считают необходимым упрощать и адаптировать теоретический аппарат МО, чтобы сделать его более доступным и понятным для дипломатов, имеющих разное образование и профессиональный опыт. Отдельно указывается на важность интеллектуальной и идеологической нейтральности авторов теоретических исследований для повышения их практической востребованности.

Таким образом, проведённое исследование демонстрирует, что утверждение о том, будто «теории — это всего лишь теории», не соответствует действительности. Теории международных отношений обладают несомненной практической ценностью для дипломатической работы, предоставляя дипломатам проверенные и практически применимые знания, необходимые для глубокого понимания международной политики и принятия эффективных внешнеполитических решений.

В статье предпринята попытка рассмотрения устойчивых характерных особенностей стратегической культуры Исландии с 1945 г. по настоящее время путём связывания стратегической культуры и национальной идентичности посредством анализа визуальной репрезентации образа «Другого» в исландской прессе. Рассмотрение политических карикатур позволяет сделать вывод о том, что для стратегической культуры Исландии характерно острое неприятие военных средств достижения политических целей, в то время как применение силы оправдано лишь для самообороны. Кроме этого, Исландии свойственна «оборонительная», а не «наступательная» модель реакции на внешние вызовы. Удалось установить, что в период с 1940 по 2024 гг. происходил постепенный переход США и Великобритании из разряда «чуждых Других» в число ценностных союзников, сформировавших новый — трансатлантический — слой идентичности исландцев. При этом в 1946–1991 гг. СССР, а в 1991–2024 гг. — Россия в глазах исландцев сохраняли место в числе культурных антиподов. Восприятие России при этом происходит через призму образов «холодной войны», характеризовавших ранее восприятие СССР. Для визуальных образов СССР и России характерна преемственность: по-прежнему широко используются «советские» визуальные метафоры и образ медведя — для обозначения жёсткого внешнеполитического курса. Новым «Другим» после 1991 г. стал ЕС, который сочетает в себе привлекательные и отталкивающие признаки, что отражает неопределённость позиции Рейкьявика по отношению к европейской интеграции. В свою очередь, для «Я—образа» исландцев характерно осознание скудности материальных ресурсов и стремление к преувеличению собственной материальной слабости на фоне зависимости государства от внешних проводников безопасности (прежде всего – США). Для образа международной среды — анархичность и опасность.

В статье анализируются международные условия, способствовавшие возникновению и активизации антивоенных (антиядерных) движений в странах Западной Европы на рубеже 1970–1980-х годов, а также раскрываются подходы администрации США к этим движениям в контексте советско-американских переговоров. Исследование основано на широком круге источников, среди которых опубликованные документы администраций президентов США Дж. Картера и Р. Рейгана, материалы Государственного департамента и Центрального разведывательного управления США (включая электронные архивные коллекции), а также неопубликованные документы ЦК КПСС из фондов Российского государственного архива новейшей истории, пресса и мемуары современников. На основе анализа архивных документов и иных источников автор приходит к следующим выводам: 1) ключевым фактором, спровоцировавшим массовую активизацию антивоенных движений в Западной Европе, стало решение НАТО о размещении на европейской территории ракет средней дальности; 2) американские государственные ведомства рассматривали рост активности антивоенных движений в Европе не изолированно, а в тесной взаимосвязи с переговорным процессом по сокращению стратегических наступательных вооружений с Советским Союзом; 3) политика США была направлена на то, чтобы убедить западноевропейскую общественность в прочности американских гарантий безопасности и безальтернативности трансатлантического сотрудничества, тем самым ослабляя влияние Советского Союза на европейские антиядерные движения. Автор показывает, что данный подход американской администрации имел важное значение не только для нейтрализации антиамериканских настроений, но и для создания благоприятных условий для переговоров с СССР по вопросам стратегического разоружения.