Статья: "ВОССТАНИЕ ЭТЬЕНА МАРСЕЛЯ": КТО ВЫИГРАЛ И КТО ПРОИГРАЛ? (2024)

В 2023 г. вышел в свет коллективный труд «От Наполеоновской империи к Эпохе империи» под редакцией Томаса Додмена и Орельен Линерё. Недавно отмечавшаяся двухсотлетняя годовщина смерти Наполеона послужила для историков поводом обратиться к имперскому наследию Бонапарта и к тем способам управления, которые были опробованы в его эпоху и продолжали использоваться после 1814-1815 гг. Редакторы утверждают, что такой подход позволяет выйти за рамки традиционной проблематики наполеоновской историографии и отойти от исключительно фактологического подхода. Кроме того, практики управления в наполеоновской империи олицетворяют собой переход отполитики в колониальных империях раннего Нового времени к политике в империях XIX столетия, а потому заслуживают особого внимания. Коллективная монография состоит из трех частей, первая посвящена непосредственно периоду наполеоновской империи, в частности, политике Франции на Ближнем Востоке, во второй рассматриваются индивидуальные траектории отдельных персоналий или социальных групп в контексте имперских преобразований, а в третьей исследуются французские внешнеполитические инициативы в Алжире и Египте постнаполеоновской эпохи.

Характерной особенностью изучения тематики эпохи Наполеоновских войн стало в последние годы обращение к обсуждению их роли и места в глобальной истории человечества. Примером тому может служить выход в свет целого ряда фундаментальных работ, включая трехтомную «Кембриджскую историю Наполеоновских войн». Заметное место в череде подобных публикаций занимает монография В. М. Безотосного «Исторический ландшафт наполеоновских войн. Мировой конфликт и столкновение империй». Автор, прежде всего, заявляет о необходимости отказаться от евроцентризма и подойти к хрестоматийному событию для отечественной историографии - войне 1812 года - в свете асинхронности социально-экономических и политических процессов в мире. Указывая на типологическое сходство эпохи Наполеоновских войн с Первой и Второй мировыми войнами, автор считает эпоху рубежа XVIII - XIX вв. своего рода «нулевой», то есть «Первой мировой войной». Описывая общеисторический ландшафт наполеоновской эпохи, он предлагает наряду с главным «геополитическим треугольником» - Великобританией, Россией и Францией - сосредоточить внимание на борьбе за пределами Европы. Что же касается наполеоновской Франции, пытавшейся добиться своего расширения до общеевропейских границ, то, по мнению автора, ее гибель была исторически предопределена. Наполеоновская империя систематически подвергалась разрушению извне и изнутри. Причем решающая роль в этом подрыве сил наполеоновской империи принадлежала России и, в значительной мере, - Англии. Важными последствиями Наполеоновских войн был процесс объединения германских земель вокруг Пруссии, вступление Австрийской империи в состояние затяжного кризиса и появление перспективы глубокого разлада в российском обществе, вылившегося в долговременной перспективе в события 1917 года. Развенчивая Наполеона как великого исторического деятеля и государственного стратега, автор все же приходит к заключению, что войны 1792-1815 гг. придали заметное ускорение процессу модернизации, способствовали возникновению новых идейных направлений и активизировали соперничество ведущих стран в колониальной сфере.

Автор статьи анализирует книгу американской исследовательницы Дойны Паскуа Харсаньи «Французское правление в Пармском государстве 1796-1814. Работа с Наполеоном». В центре внимания этой исследовательницы две главные темы. Она анализирует процессы переноса французских государственных институтов на итальянскую почву, политической интеграции и аккультурации герцогств Парма, Пьяченца и Гвасталла, а также процесс формирования на их территории народного сопротивления французской оккупации. Исследование Харсаньи выполнено в ставшем уже классическим жанре регионального исторического исследования, результаты которого имеют значение и для общей итальянской истории. Автор книги полагает, что территория бывших герцогств, присоединенных к Франции (1808), стала лабораторией по разработке наполеоновской политики в Италии. Харсаньи показывает, как французские префекты в 1802-1814 гг. реализовывали на практике замыслы Наполеона по осуществлению реформ законодательства, административной, судебной, финансовой, военной и полицейской систем. Она указывает, что результаты такой политики имели в целом позитивное значение для этого небольшого государства. Особенно значительных успехов удалось добиться после подавления народного восстания в январе 1806 г. Сочетание «жесткой» и «мягкой» силы оказалось в итоге благом для небольшого итальянского государства, которое на протяжении 12 лет переживало период ускоренной модернизации. Как указывает Харсаньи, во многом такой результат был достигнут благодаря политическому и культурному диалогу, то есть сотрудничеству местных итальянских элит с наполеоновской администрацией.

В своей монографии «Жан-Ламбер Тальен: нелюбимый сын Французской революции» (Санкт-Петербург, 2023) старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, старший преподаватель ГАУГН Д. В. Зайцева проследила жизненный путь Ж.-Л. Тальена - члена Коммуны Парижа, якобинца и монтаньяра, прославившегося тем, что он первым выступил 9 термидора против М. Робеспьера. Анализируя различные этапы его карьеры, развенчивая «чёрную легенду» о нем, Д. В. Зайцева приходит к выводу, что герой ее исследования был востребован, пока шла Революция, но оказался не у дел и умер в полной нищете, когда вместо «разрушителей» потребовались «созидатели». Не оспаривая выводов Д. В. Зайцевой, автор рецензии предлагает задуматься над тем, что Тальен, по сути, был творением Революции. Она дала ему всё: положение в обществе, уважение, власть. Не имея никакой профессии, но обладая решительностью, смелостью и соответствующими моменту политическими взглядами, он занял место среди политической элиты Франции. Оставшись в глазах потомков фигурой весьма противоречивой, он, тем не менее, вошел в историю прежде всего как человек, положивший конец политике Террора.

Эссе посвящено новейшей работе известного американского исследователя Французской революции XVIII в. Тимоти Тэкетта. Историк продолжает изучать, как менялись взгляды и поведение людей под влиянием революционных событий, - то, что он ранее исследовал на примере деятельности депутатов Учредительного собрания. Новая монография - это микроисторическое исследование, основанное на хранящихся в архиве департамента Эндр 1080 письмах, отправленных из Парижа в провинцию в 1778-1795 гг. стряпчим А.-Ж. Кольсоном. Книга содержит богатую информацию о повседневной жизни Парижа 1780-х-1790-х гг. и выявляет радикальную идейную трансформацию автора писем, встретившего начало революции пожилым человеком. Преданный королю и монархии, далекий от идей Просвещения в 1789 г., он в 1792-1793 гг. стал сторонником М. Робеспьера и монтаньяров. Материал книги позволяет последовательно проследить эту смену приоритетов под воздействием событий, общения с окружающими, чтения газет и памфлетов, страхов перед «контрреволюционным заговором», попыток переосмыслить происходящее как возврат к первоначальному христианству. Индивидуальный казус дает основания для размышлений об общих тенденциях динамики коллективных представлений во Франции конца XVIII в.

Статья посвящена анализу мнографии Клод Говар, почетного профессора университета Пантеон-I-Сорбонна, ученицы Бернара Гене и признанного специалиста по политической истории и истории средневекового права Западной Европы. В своей новой работе исследовательница обратилась к эпопее Жанны д’Арк и, несмотря на то, что в последние два десятилетия études johanniques переживают подлинный расцвет и уже трудно найти сюжет, который не получил бы освещения в историографии, избрала для данной темы совершенно особый ракурс. Автор статьи подробно рассматривает предложенную в монографии постановку проблемы - изучить историю национальной французской героини с точки зрения правовых представлений европейцев эпохи позднего Средневековья; показать, какие именно идеи лежали в основе формирования репутации Жанны д’Арк и последующего восприятия ее современниками; раскрыть сугубо юридические аспекты отношений Девы с ее сторонниками и противниками и прежде всего - оценки ее деятельности в ходе обвинительного процесса 1431 г. и процесса по реабилитации 1455-1456 гг.

Впервые публикуемое в оригинале и в русском переводе «Последнее послание маршала Петэна» предположительно является апокрифом, но несомненно относится к 1945 г. Насколько известно авторам публикации, ранее этот документ никогда не упоминался и не цитировался. В указанный момент его написания, 21 августа 1945 г., маршал Филипп Петэн (1856-1951) находился в заключении в форте Портале, пребывая в угнетенном состоянии духа. Никаких сведений о послании нет и в записках его тюремщика Жозефа Симона. Содержание послания в целом соответствует другим высказываниям маршала, но есть и разночтения. Возможно, в будущем французские историки смогут пролить свет на происхождение документа или провести детальный лингвистический анализ с целью установления предполагаемого авторства.

Автор анализирует новейший коллективный труд историков из Сыктывкарского университета, ставшего результатом реализации научного проекта, инициированного профессором этого университета В. П. Золотарёвым, видным специалистом в изучении российской историографии конца ХIХ - первой трети ХХ в. и, в частности, творчества Н. И. Кареева. Коллективная монография сыктывкарских исследователей посвящена судьбе представителей третьего поколения знаменитой «русской школы» историков, профессиональное становление которых происходило под научным руководством Н. И. Кареева. Авторы коллективного труда реконструировали биографии таких учеников Кареева, как А. М. Ону, В. А. Бутенко, Е. Н. Петров, Я. М. Захер, И. Л. Попов-Ленский и В. В. Бирюкович, попытавшись понять, каким образом на их жизнь и творчество повлияла Октябрьская революция 1917 г. Реализацией данного научного проекта сыктывкарские историки отдали долг памяти своего Учителя - В. П. Золотарёва, ушедшего из жизни в 2022 г.

Статья посвящена творчеству Джорджа Рюде, видного британского и австралийского историка Французской революции. Джордж Рюде, родившийся в Осло в 1910 г., переехал в Лондон со своим отцом - норвежским инженером и с матерью-англичанкой в 1919 г. В 1931 г. он окончил Кембриджский университет по специальности «языки» и, заняв политически активную позицию, вступил в Коммунистическую партию Великобритании в 1935 г. Он преподавал языки в частных школах, пока в 1949 г. его не уволили из-за его коммунистических взглядов. Он отправился в Париж для продолжения учебы в аспирантуре. Его докторская диссертация, защищенная в 1950 г. в Лондоне, в конечном счете вылилась в его первую книгу «Толпа во Французской революции» (1959). В 1959 году Рюде предложили работу в Университете Аделаиды (Австралия), и там он, наконец, получил академическую должность. Десятилетие, проведенное им в Аделаиде с 1960 г., стало самым продуктивным в его жизни. Он опубликовал или завершил большую серию книг по французской, британской и европейской истории. Как историк-марксист, Рюде в первую очередь интересовался тем, как два потрясения конца XVIII века - промышленная революция в Англии и Французская революция - радикально изменили социально-экономические структуры, характер правящей элиты, социальный состав городских толп и формы их коллективного протеста. Великие книги Рюде оказали огромное влияние не только благодаря сочетанию в них глубокой эрудиции и концептуального размаха, но и благодаря его способности к ясным и последовательным рассуждениям о великих преобразованиях в Западной Европе в столетие после 1750 г. У него были прочные политические убеждения, но он спокойно относился к своей партийной принадлежности, хотя порой она навлекала на него тяжелые последствия. Его личное влияние на историографию в Австралии и других странах было огромным.

Автор публикации предлагает вниманию читателей документы, характеризующие подход крупнейшего советского франковеда А. З. Манфреда к переводу на русский язык книг французских историков по Новой истории. Он весьма аргументированно рекомендовал к переводу на русский язык и изданию в СССР монографий Клода Виллара, Мориса Шури и Эдгара Фора, а к переизданию - мемуаров известного французского дипломата А. де Коленкура. А. З. Манфред написал также очень доброжелательные предисловия к книгам К. Виллара «Социалистическое движение во Франции 1893-1905. (Гедисты)» и М. Шури «Коммуна в сердце Парижа». Вместе с тем он дал отрицательные отзывы на предложения о переводе книг Гийома Бертье де Совиньи «Меттерних и его время», Клода Мазорика «О Французской революции» и Альбера Собуля «Очерки истории Французской революции». Хотя лично А. З. Манфред находился в тесных дружеских отношениях с крупнейшим французским историком Революции XVIII в. А. Собулем, книгу последнего он к переводу на русский не рекомендовал по идейным соображениям. Однако в том же отзыве он посоветовал перевести на русский язык другую книгу этого историка - его докторскую диссертацию по истории парижских санкюлотов во время якобинской диктатуры, перевод которой действительно вышел в 1966 г. под редакцией самого же А. З. Манфреда. Еще советский историк рекомендовал к выпуску на русском языке книги А. Собуля о Первой французской республике 1792-1804 гг., к которой он сам и написал предисловие.

Историография Итальянской кампании Суворова включает в себя широкий круг исследований на разных языках. Первые публикации на эту тему вышли из-под пера современников тех событий уже в 1799-1800 гг. Тогда же сформировались и две основные тенденции в их освещении, существующие по сей день. Первая заключается в рассмотрении событий 1799 г. через призму военной биографии Суворова. Его роль в них многими историками из разных стран признается наиболее значительной, хотя в кампании участвовало немало других известных генералов со стороны как союзной, так и французской армий. Большинство ранних биографий полководца выходили анонимно. В конце первого десятилетия XIX в. стали появляться авторские исследования. Другая тенденция заключалась в рассмотрении этой кампании как отдельного военного конфликта в отрыве от остальных событий периода противостояния между Францией и Второй антифранцузской коалицией. В начале XIX в. соответствующие публикации появлялись очень активно на разных европейских языках, часто в переводах и переизданиях, однако в большинстве своем они имели анонимный характер. В 1820-е - 1830-е гг. вышли в свет работы с подробным анализом военных действий и с полнотекстовыми копиями архивных документов в приложении. В контексте социальной и политической истории Италии кампания 1799 г. рассматривалась не часто, однако опубликованная, хоть и достаточно поздно, книга итальянского историка К. Ботта сообщает немало интересных подробностей жизни гражданского населения региона в период конфликта. Авторы всех этих текстов являлись современниками описываемых ими событий, а в ряде случаев и непосредственными их участниками, а потому такие работы в дальнейшем рассматривались одними историками как источники, другими - как историография.

Статья посвящена анализу творчества выдающегося французского историка Эммануэля Ле Руа Ладюри (1929-2023), ученика Эрнеста Лабрусса и Фернана Броделя, одного из старейших и наиболее ярких представителей третьего поколения школы «Анналов». Отдавая должное разнообразию научных интересов ученого, автор статьи сосредоточила внимание на одном аспекте его творчества - на регулярно возникающем в современной историографии определении Э. Ле Руа Ладюри как последователя микроистории в ее французском «изводе». Сделать подобный вывод, по мнению автора статьи, исследователям позволяют несколько ранних монографий ученого: «Montaillou, village occitan de 1294 à 1324» (1975), «Le Carnaval de Romans: de la Chandeleur au Mercredi des cendres (1579-1580)» (1979), «La Sorcière de Jasmin» (1980). Тем не менее, изучение методологии, предложенной в данных работах, заставляет видеть в Э. Ле Руа Ладюри специалиста прежде всего по «неподвижной истории», в свою очередь отсылающей к трудам К. Леви-Стросса и Э. Э. Эванс-Притчарда и позволяющей по-новому взглянуть на феномен «Долгого Средневековья».

Статья посвящена анализу взглядов известного либерального политического деятеля и мыслителя Алексиса де Токвиля на проблемы завоевания и колонизации Алжира в годы Июльской монархии. Позиция Токвиля рассматривается в ее антропологическом аспекте, а именно через призму столкновения и взаимодействия двух культур и цивилизаций. Статья написана на основе документального наследия А. Токвиля: писем, отчетов, работ, созданных на основе его теоретических знаний об Алжире и по итогам его пребывания там в 1841 и 1846 гг. Автор приходит к выводу, что Токвиль, либеральный мыслитель, соединивший идею либерализма с демократией, был в сфере внешней политики макиавеллистом, а колониализм, оправданный государственным интересом, являлся для него логичным продолжением либеральных принципов. Воспитанный на идеях гуманизма и Просвещения, Токвиль исходил из естественно-правовой теории и считал рабство институтом, противоречившим естественным правам и свободам человека, однако оправдывал колонизацию и допускал возможным господство одного народа над другим. Считая арабов и кабилов полудикими народами, он, исходя из цивилизаторской миссии Франции, выводил ее право на колонизацию. Именуя политику Франции «варварской», он тем не менее оправдывал высшим государственным интересом ту тактику выжженной земли, которую французы применяли в Алжире. В статье также делается вывод об эволюции взглядов Токвиля. Если в своих работах об Алжире 1837 г. он признавал возможность мирного сосуществования христианского и исламского миров, то в 1840-е гг. выступил убежденным сторонником тотального военного подавления и подчинения алжирского населения, настаивая на активной колонизации Алжира, которая, считал он, должна осуществляться параллельно с завоеванием этой страны.

В статье рассматривается один из характерных для завершающего этапа Наполеоновских войн эпизодов, а именно внутриполитическая борьба, развернувшаяся в осажденном австрийцами Безансоне во время кампании 1814 г. В частности, это политическое противоборство проявлялось в анонимных публикациях разнообразных сатирических эпиграмм, песен, стихотворений, памфлетов. Самым ярким примером такой литературы стали так называемые «петиции собак», поводом для появления которых стал приказ французского генерал-губернатора Марулаза о полной ликвидации в городе бродячих собак. Эти домашние животные были сочтены «бесполезными ртами» и подлежали поголовному уничтожению. Какие-либо другие мотивы истребления собак в источниках отражения не нашли. Между тем городское общество Безансона в условиях осады и без того было расколото: помимо противоречий между генерал-губернатором и префектом, имело место жесткое противостояние между военной и муниципальной администрациями, имевшими разные приоритеты и интересы. К этим конфликтам следует прибавить обострившиеся с приближением армий Шестой антифранцузской коалиции противоречия между бонапартистами и роялистами. Скрытая роялистская оппозиция активизировалась с началом осады. К ее сторонникам можно было отнести и члена городского совета Бавереля, сохранившего для потомков несколько образцов антиправительственной сатирической литературы. Собранные Баверелем сочинения свидетельствуют о популярности сатирического жанра в обществе того времени. Они также демонстрируют разнообразие приемов интеллектуальной борьбы, не говоря уже о том, что побуждают нас еще раз обратиться к комплексному анализу причин краха наполеоновской империи, к изучению роли роялистов в этом процессе и к оценке степени поддержки политики императора со стороны общества.

Автор статьи анализирует изменения, которые претерпели песни о войне после переворота 9 термидора II года Республики, когда французские войска начали одерживать победы на фронтах, что в итоге позволило заключить мир с большинством стран Первой антифранцузской коалиции. Часть мотивов, характерных для 1792-1794 гг., звучали и далее, однако изменений оказалось значительно больше. Ряд тем - таких как борьба с тиранами, роль Франции в мире и ее мессианские притязания - в новых условиях переосмысливалась. Надежды на то, что население соседних стран поднимется на борьбу со своими государями, угасли, оставалось уповать лишь на французов, которые принесут этим странам свободу и объединят Европу вокруг Франции, которая рассматривалась как новый Рим, новый центр мира. В песнях уже не видно призывов подняться всем народом ради выживания, дать отчаянный бой тем, кто идет на Францию, и умереть в бою, если иного будет не дано. Возникло и множество сюжетов, которые до термидора практически не затрагивались. Прежде всего, это тема мира, к которому, по словам авторов, стремится французский народ. Французы уже одержали бессчетное количество побед, их войска везде - от Голландии до Египта. Но сколько может быть жертв, ради чего они? Победа одержана, Республика выстояла, теперь можно и отдохнуть. В песнях звучат разочарование и усталость. Проявляется ощущение, что умирали на полях сражений одни, а наживались на войне другие.

В статье рассматривается эволюция в записках французских путешественников Раннего Нового времени образа крымских татар как воинов. Материалом для исследования послужил массив путевых записок (травелогов), созданных французскими путешественниками по Восточной Европе, некоторые из которых побывали в Крыму, другие же видели крымских татар во время боевых столкновений на территории нынешней Украины. Показано, что первоначально крымских татар представляли как архетипичных кочевников, «унаследовавших» ряд черт скифов и гуннов античных источников, а также «вестников апокалипсиса» - средневековых монголов. В них видели безжалостных воинов, идеально приспособленных к суровым условиям жизни в степи, применявших непривычные приемы ведения боя, снабжения и обращения с «живой добычей». Предполагалось, что таковы свойства большинства жителей Северной Азии, или «Тартарии». После присоединения Крыма к России этот образ претерпел радикальные изменения - теперь татар стали описывать как мирных земледельцев, утративших воинскую доблесть, но ставших «благородными дикарями» руссоистской традиции. Как и большинство этнических стереотипов, данный образ имел весьма отдаленное отношение к реальности, демонстрируя комплексы и фобии самих французов.

Протесты «желтых жилетов», охватившие Францию в конце 2018 г. - первой половине 2019 г., стали одним из ключевых событий первого президентского срока Э. Макрона. Крупнейшее с 1968 г. протестное движение было вызвано комплексом определяющих для современной Франции социально-экономических и политических проблем, среди которых поляризация занятности, размывание среднего класса, демократический дефицит, расширение форм гражданского и политического участия. Автор настоящей статьи, в которой рассматривается социально-ценностный портрет «желтых жилетов», акцентирует свое снимание на следующих аспектах. Прежде всего, он исследует, какие социо-профессиональные и возрастные группы составляли ядро протеста, и какие причины побудили значительную часть французов примерить на себя жилет автомобилиста. Затрагивается проблематика низкой представленности французской молодежи среди протестующих, прослеживается корреляция между вовлеченностью в протест и уровнем дохода, местом проживания, ключевыми аспектами восприятия экономической и политической ситуации в стране. В статье показана взаимосвязь между возникновением движения и долгосрочными процессами, связанными с изменением рынка труда, поляризацией среднего класса и все большим расхождением между его низшей и верхней стратами общества. Автор анализирует ценностный портрет «желтых жилетов» и соотношение в мотивации протестующих материалистических и пост-материалистических ценностей. Анализ ценностей «желтых жилетов» базируется на широком круге социальных опросов и данных Всемирного исследования ценностей. Автор показывает, как в запросе «жилетов» соединялись материалистические требования и потребительские желания с запросом на видимость и возможность больше влиять на социально-экономическую политику государства. Наконец, изучение политического позиционирования «желтых жилетов» позволяет в более широком контексте оценить причины и смысл движения.

Выступления молодежи иммигрантских кварталов осенью 2005 г. - выдающееся событие в истории парижских окраин и в политической истории Пятой республики. Начавшись локальным бунтом, какие спорадически вспыхивали в населенных по преимуществу иммигрантами из стран Северной и Тропической Африки кварталах городских агломераций Франции, события приобрели масштаб национального восстания. Им были охвачены 300 коммун, все департаменты Парижского региона, отклики отмечались на востоке и западе Франции. Тысячи задержанных и арестованных участников, две сотни раненых полицейских, тысячи сожженных машин. Три недели полиция и жандармерия не могли справиться с повстанцами. Одни аналитики, акцентируя вандализм выступлений, именуют их «бунтами (émeutes)». Другие, указывая на масштаб выступлений, их длительность, ожесточенность конфронтации с силами правопорядка, предлагают термин «восстание (révolte)». И те, и другие объясняют вандализм протестовавших отсутствием у молодежи иных способов выражения протеста. Историки отмечают сходство молодежных выступлений с социальным протестом в традиционных обществах. В обоих случаях участники добивались демонстрационного эффекта в стремлении донести до власть имущих глубину своего возмущения. Протест принимал вид празднества, сопровождавшегося эмоциональной разрядкой, обретением чувства собственного достоинства и коллективной идентичности. В апелляции к моральным ценностям повстанцы черпали легитимность своих действий. В статье на основании прессы, источниковедческих обзоров и аналитики прослеживается, в какой степени действия повстанцев 2005 г. соответствуют культурно-исторической типологии архаических форм социального протеста.

Автор статьи обращается к осмыслению Наполеоновских войн в официальном дискурсе, общественной мысли и историографии королевства Пруссия и Австрийской империи в 1813-1825 гг. Начало войны за освобождение немецких земель в январе 1813 г. поставило вопрос о ее характере. После разгрома Наполеона в 1815 г. осмысление периода противостояния с Францией и его последствий стало уделом официальной историографии стран-участниц. Источниками по теме исследования стали официальные манифесты об объявлении войны Франции в 1813 г., публицистические сочинения 1813-1814 гг. Йозефа фон Хормайра и Эрнста-Морица Арндта, а также исторические труды Йозефа фон Хормайра и Карла Христиана фон Лейча об участии Пруссии и Австрии в Наполеоновских войнах. В обеих странах происходило смешение концептов «народной войны», «войны народов» и «войны за Отечество и монарха». При мобилизации «народная война» понималась по-разному политиками, мыслителями и историографами двух германских государств. И в Пруссии, и в Австрии считали «народную войну» явлением с глубокими историческими корнями в сознании немцев. В дальнейшем понимание этого концепта в Пруссии связывалось с «войной за Отечество и монарха», а также с «немецкой миссией». Такое прочтение «народной войны» сложилось под влиянием немецкой национальной идеи, которая вызревала в Берлине 1807-1814 гг. В Австрии «народная война» считалась фазой в войне с Наполеоном и должна была эволюционировать в «войну народов» за восстановление справедливости в Европе и Германии. Данная составляющая носила во многом консервативный и отчасти универсалистский характер.

Пиренейская война за независимость Испании 1808-1814 гг. нашла широкий отклик в русском обществе, с симпатией следившем за отчаянным сопротивлением народов Иберии и с восторгом воспринимавшем громкие поражения наполеоновской армии. Интерес к событиям войны на другом конце Европы породил всплеск многочисленных публикаций в русской прессе первой половины XIX в., к числу которых относятся и воспоминания тогда еще начинающего журналиста польского происхождения Ф. В. Булгарина. Они уникальны тем, что автор являлся одним из немногочисленных представителей русского общества, который был не только непосредственным очевидцем, но и участником событий Пиренейской войны в составе армии Наполеона. «Воспоминания об Испании» стали прорывной для молодого литератора работой: именно с этого произведения он начал завоевание русского литературного Олимпа. Отрывки произведения публиковались в периодике с 1821 г., а целиком оно вышло в 1823 г. Момент был выбран удачно - отношение к служившим в наполеоновской армии полякам в конце правления Александра I было снисходительным, общественная рефлексия по событиям Отечественной войны и Заграничного похода - активной, интерес к личности и делам недавно умершего Наполеона - большим. Произведение отвечало сразу нескольким авторским задачам: оно было написано одновременно в легитимистском и либеральном духе, участие автора в борьбе против испанской независимости изрядно затушевывалось беллетристической стилистикой с почти полным отсутствием описания личного опыта, повествование разбавлено разнообразными историями в духе военного анекдота, читательский запрос был удовлетворен пропитывающим текст романтизмом. В конечном счете, при более поздних переизданиях текста Булгарин переименует его в «Картину Испанской войны во времена Наполеона», как бы отрекаясь от мемуарного характера произведения. Несмотря на всё вышесказанное, текст содержит весьма ценные и яркие зарисовки о реалиях испанской герильи, которые могут представлять немалый интерес для исследований Пиренейской войны.

В мае 1808 г., после жестокого подавления французами восстания в Мадриде вынужденных отречений Карла IV и Фердинанда VII от испанского престола, на Пиренеях начался длительный военный конфликт, получивший в испанской историографии наименование Войны за независимость Испании. Значительную роль в мобилизации испанского населения на борьбу против французского вторжения сыграла католическая церковь. Большинство священнослужителей и монахов оказались среди тех представителей образованных слоев населения страны, которые не поддержали планы Наполеона и его ставленника Хосе I по секуляризации и реформированию испанского общества в соответствии с французскими образцами. Священники выступали с кафедр церквей и храмов с обращениями и проповедями, призывая бороться с «Антихристом» Наполеоном и его армией, а настоятели монастырей воодушевляли монахов и послушников сражаться против захватчиков с оружием в руках. Более того, клирики обосновали необходимость и прямого участия духовенства в подобном «крестовом походе» против армии Наполеона, что имело своим следствием формирование корпусов «крестоносцев-герильерос», которые участвовали в партизанской войне против французской армии наравне с другими бойцами испанского сопротивления. Особенно активно в испанскую герилью оказались вовлечены представители монашеских орденов - капуцины, кармелиты и францисканцы, наиболее пострадавшие от религиозных реформ Хосе I, предполагавших, в частности, ликвидацию монастырей и монашеских и нищенствующих орденов на территории Пиренейского полуострова. Именно церковь стала элементом сплочения испанского населения перед лицом французского вторжения, обеспечив восставшим идеологическое обоснование их миссии по освобождению Испании.

Статья посвящена анализу источника, хранящегося в Архиве внешней политики Российской империи - реляций Василия Валентиновича Мусина-Пушкина-Брюса, российского дипломата при дворе неаполитанского короля Фердинанда IV. Спасаясь от приближавшихся к Неаполю французских войск, он отправился на Сицилию вслед за королевским двором. Оттуда, из города Палермо, Мусин-Пушкин-Брюс писал донесения российскому императору Павлу I, рассказывая о событиях в Южной Италии после захвата французами Неаполя и установления там в январе 1799 г. Неаполитанской республики. Ранее к этому источнику прибегала отечественная исследовательницей Г. А. Сибирева, опубликовавшая в 1981 г. монографию «Неаполитанское королевство и Россия в последней четверти XVIII в.». Однако ввиду того, что фокус внимания Сибиревой был сосредоточен на развитии экономических, политических и культурных связей между Российской империей и Неаполитанским королевством, вне ее поля зрения остался ряд событий, сведения о которых мы можем почерпнуть из этого источника. Реляции Мусина-Пушкина-Брюса освещают такие аспекты, как социальный состав республиканских и антиреволюционных сил, значение религии в жизни неаполитанского общества и роль, которую она играла в мобилизации населения Южной Италии на сопротивление французам и местным республиканцам, а также показывают, кем были организованы волнения на Сицилии, ставшие отголоском неаполитанских событий.

Поскольку Первое Каирское восстание стало своего рода поворотным пунктом в ходе Египетской экспедиции Восточной армии, его так или иначе затрагивал практически каждый из историков, писавших о ближневосточной авантюре Бонапарта. Однако, несмотря на, казалось бы, детальное освещение данного события в историографии, некоторые, даже ключевые, его аспекты до сих пор трактуются исследователями по-разному. Рассмотрим вопрос о происхождении самого движения: стало ли оно результатом чьего-либо умысла или же носило стихийный характер? Ответы на него разные авторы давали порою прямо противоположные. Это дало основание автору статьи обратиться к анализу данного события с опорой на архивные и опубликованные источники. Исследование показало, что восстание было целенаправленно спровоцировано частью каирского духовенства и с самого начала имело ярко выраженную антифранцузскую направленность. Убийство генерала Дюпюи, которое Наполеон, а затем и ряд историков, считали поворотным моментом в развитии восстания, утверждая, что только после него движение якобы и приобрело насильственный характер, таковым не было. Оно имело место одновременно с убийствами других французов, происходившими по всему Каиру, а, может, даже предварялось ими. Вместе с тем не подтвердилась и встречающаяся в исторической литературе версия о том, что восстание разворачивалось по некоему плану, загодя разработанному участниками «заговора» шейхов. Хотя мятеж и был целенаправленно спровоцирован, он быстро вышел из-под контроля инициаторов, сумевших сохранить за собой роль только его духовных предводителей. Отсутствие реального военного руководства и продуманного плана действий у повстанцев стало главной слабостью движения, обусловившей его быстрое подавление.

Корсика - остров в Средиземном море, с 1768 г. принадлежавший Франции за исключением двух лет существования Англо-Корсиканского королевства (1794-1796 гг.). Создавая общее государство, британцы и корсиканцы преследовали разные цели: первым необходимо было закрепиться в Средиземноморье, вторым - получить внешнюю защиту для своего суверенитета. Двумя самыми влиятельными в Англо-Корсиканском королевстве политическими деятелями стали его вице-король, британец Гилберт Эллиот и корсиканец Паскаль Паоли, многолетний лидер борьбы островитян за независимость. Это были два совершенно разных человека и по своим политическим убеждениям, и по характерам. Эллиот обладал развитым чувством такта и хорошим чувством юмора, что на корсиканцев, однако, производило мало впечатления. Паоли, находившийся уже в преклонном возрасте, но пользовавшийся большой популярностью среди соотечественников, не хотел полностью уступать бразды правления британцам и не доверял им. Каждый из двух лидеров желал стать полноправным правителем острова, что не могло не отразиться на их взаимоотношениях. Немаловажным фактором, усугубившим эти взаимоотношения, стала поддержка Эллиотом молодого корсиканского политика Поццо ди Борго, в котором он видел удобную для британцев замену несговорчивому Паоли. В конце концов, Эллиот добился отправки Паоли фактически в почетную ссылку в Англию. Однако после этого уже ничто не удерживало простых корсиканцев, разочарованных британским правлением, от выражения своего недовольства им. Всего лишь через год после отъезда предводителя корсиканцев с острова Англо-Корсиканское королевство прекратило свое существование.

Восстание, произошедшее в Париже в 1413 г. и традиционно именуемое «восстанием кабошьенов», давно уже не становилось сюжетом монографических исследований. Рассказ о нем ведется лишь в контексте больших повествований о гражданских войнах бургиньонов и арманьяков, что вполне оправдано, однако не предполагает приращения научного знания. Тем более, что все имеющиеся источники изучены неплохо. В данной статье предлагается подойти к этому событию, используя так называемый «эффект вненаходимости», о котором писал М. М. Бахтин и о котором любил вспоминать А. Я. Гуревич. В таком случае произошедшее в Париже в 1413 г. может быть сопряжено с гораздо более масштабными процессами, которые ранее определялись как «кризис феодализма», что вызывало немалые споры. Одним из проявлений такового считали «бастардный феодализм», хотя и этот термин оспаривался в историографии. Столь же дебатируемым процессом было становление нового государства (État moderne). Не менее важным представляется вписать восстание кабошьенов и в череду городских движений второй половины XIV-XV вв. Такое сопряжение не мешает, а скорее помогает выявить специфику событий 1413 г., прочно занявших место в цепи парижских «революций», растянувшейся на шесть веков, а то и больше. В 1413 г. в Париже временно слились воедино сразу несколько процессов, каждый из которых имел собственную логику и собственную историю. Это и политическая активность Парижского университета, и движение за реформу Церкви и королевства, и логика борьбы феодальных линьяжей, и эволюция образа королевской власти, и соотношение сил внутри парижского муниципалитета, и традиции городских бунтов, и многое другое. Помимо эффекта «вненаходимости», полезным может оказаться и прием «остранения» (Defamiliarization or ostranenie), разработанный еще в начале прошлого века В. Шкловским, русским филологом-формалистом. Он позволяет взглянуть на привычную вещь с неожиданной стороны, ломая стереотипы восприятия. Применительно к кабошьенам это позволяет обратить внимание на то, как сразу же после восстания началась работа по удалению всяческих упоминаний об участии в событиях университета, муниципалитета, «умеренных реформаторов», некоторых аристократов и по конструированию негативного образа мясников и живодеров, алчущих крови и денег и сумевших возглавить парижскую чернь. Такой образ позволил контаминировать парижские события 1413 и 1418 гг. Сила стереотипов оказалась, как всегда, настолько мощной, что здесь оказались объединены явления, имевшие принципиально разную природу: в одном случае речь шла о движении, опиравшемся на муниципальные структуры и поддающемся социально-политическому истолкованию, в другом - о всплеске дикого насилия, сопоставимого с Варфоломеевской ночью и с сентябрьскими убийствами 1792 г.