В работе поднимается проблема так называемых превербов - препозитивных глагольных языковых единиц - в монгольских языках, в частности бурятском языке. Настоящая статья не претендует на исчерпывающее описание этой достаточно дискуссионной области. Основная цель статьи - рассмотреть имеющиеся взгляды на статус исследуемых элементов в монгольских языках, в частности в бурятском языке, обзор которых обнаруживает наличие неоднозначной позиции по этой проблематике. Высказанные исследователями взгляды разделены на две группы. Согласно первой точке зрения превербы относятся к частям слова: приставкам, префиксоидам, компонентам составного бурятского глагола. Другая точка зрения представлена мнением ряда бурятоведов, полагающих, что эти языковые единицы следует относить к самостоятельным частям речи - наречиям или частицам. Авторы статьи поддерживают мнение исследователей, относящих эту группу единиц к разряду слов-интенсификаторов, основной функцией которых является указание на высокую степень проявления признака или действия. Авторы сочли необходимым высказать свое мнение, что наименование превербы наиболее точно отражает функциональную направленность анализируемых элементов, немаловажную роль играет в этом и их препозитивная глагольная позиция. В целом, по мнению авторов, разрешение проблемы превербов лежит не в формальной плоскости, а в области семантики.
Статья посвящена концепту калмыцкой лингвокультуры кишг «счастье». Материалом исследования послужили данные из лексикографических источников, вербализующих концепт кишг.
Методы исследования: интерпретативный и лингвокультурологический.
Результаты: анализ показал, что калмыки ассоциируют счастье с детьми (KYYKd, урн), здоровьем (эрYл-менд), знанием (сурhуль), коллективом (олн), наличием скота (унЫ, daahH, кеелтэ маштг). Установлено, что осознание кишг «счастья» обусловлено социальным положением (возраст, пол), личностными качествами (трудолюбие, старание, усердие, порядочность, стойкость, сдержанность, умение преодолевать жизненные препятствия). В картине мира калмыков счастье наделяется способностью перемещаться (ирх, орх, hapx); осмысливается как нечто, что можно найти (олх), упустить (алдх), переживать (эдлх), чем можно наслаждаться (^uphx), одарить (заях), о чем можно мечтать (дурдх). К перцептивным признакам кишг, по мнению авторов, относятся размер (баИ), продолжительность (ахр), вкус (амт), «крепость» (бат). Этнокультурная специфика осмысления счастья прослеживается в метафоре жилища, а также в комплексе мероприятий по сохранению счастья. Кишг присутствует в материальной культуре калмыков в виде влзэ ‘узел счастья’, антропонимике (имена Заян Судьба, Удача’, Заяна Судьба, Удача’, Заята ‘Cчастливая’, Хвв ‘Счастье’, Хввтэ ‘Счастливая’, Кишгтэ ‘Счастливая’, Кишг ‘Счастье’, влзэтэ ‘Счастливая’, Щиркл ‘Счастье’), жанре йврэл ‘благопожелание’ (Бат кишгтэ бол! влзэтэ бол! ‘Будь счастлив!’), что указывает на важное место концепта кишг в картине мира калмыцкого народа.
В данной работе предпринята попытка выявить внутреннюю форму слова mangyus, обозначающего основного отрицательного персонажа из фольклора монгольских народов в виде многоголового антропоморфного существа, противопоставляемого положительным эпическим героям. Использованы материалы лексикографических и фольклорных источников, также для сравнения привлекаются данные тюркских языков. На основе анализа семантики слов с корнем *mang (и его вариантов *mangq, *mant, *mand) автор устанавливает, что данный корень служил для реализации признаков ‘округлый’ → ‘большеголовый’ → ‘многоголовый’. Эти признаки в полной мере применимы к внешнему виду рассматриваемых фольклорных персонажей. Автор предполагает, что именно образная лексика является ключом к выявлению мотива номинации базовой лексики алтайских языков. Выявление общего для монгольских и тюркских языков мотива номинации ‘большеголовый’ отражает особенности национально -культурного мировидения родственных народов.