В статье анализируются основные подходы и особенности определения здоровья как социального феномена. Автор отмечает, что несмотря на устойчивый дискурс о здоровье как социальном феномене, наиболее распространенным обоснование выступает его определение через характеристику социальных факторов влияния. Тем не менее, необходимо принимать во внимание и другие значимые характеристики. В этой связи в работе предлагается анализ здоровья социального феномена через таких значимых аспектов, как: 1) здоровье есть продукт общественного развития, а определение здоровья отражает особенности мировоззрения и уровня развития обществ на каждом из исторических этапов; 2) здоровье как социальный феномен отличает динамичность, что обусловлено его взаимосвязью с жизнедеятельности индивида, группы, общества в целом; 3) сущность здоровья как социального феномена проявляется в его оценке как социально значимого индикатора развития общества, группы, личности; 4) здоровье, выступая частью социальной реальности, представляет социальный конструкт; 5) анализируя на основе указанных сущностных признаков социального процесса конструирование социального феномена здоровья, можно определить его как целенаправленную деятельность.
В настоящее время демографическая ситуация в России кризисная и характеризуется крайне низкой рождаемостью, высокой смертностью, старением населения и уменьшением числа граждан трудоспособного возраста. Одной из главных стратегий выхода из демографического кризиса является повышение рождаемости. Для реализации этой стратегии требуется целый комплекс мер политического, экономического, правового, социального, научного, медицинского характера. Вспомогательные репродуктивные технологии (ВРТ) являются эффективными методами лечения бесплодия и не только решают проблему конкретной семьи, но и могут помочь в решения демографических проблем. Конечно, роль ВРТ в большей степени определяется их социальной значимостью т. к. доля родов после преодоления бесплодия с помощью ВРТ в общем числе родов в России составляет 2,9% (2022) и данные технологии не приводят к значительному росту рождаемости, но эта доля постоянно увеличивается (в 2000 г. она составляла 0,07%) и в условиях все большего распространения поздних браков и постарения рождаемости эта технология в будущем может оказаться все более востребованной и способствовать повышению рождаемости. Автор делает вывод, что наряду с другими мерами, ВРТ могут быть включены в число социально-политических мер реагирования на демографический кризис.
Статья посвящена концепции социологии власти профессора Захарова Николая Александровича (1883–1937) изложенной им в исследовании “Система русской государственной власти” (1912). Н. А. Захаров отстаивал за государством право самобытности, непохожести, оригинальности. В его глазах именно индивидуальные особенности государства порождают политическую независимость и жизненную силу этих государств. Из этого положения, для него вытекала необходимость изучать государственный строй государств в связи с историей. Особенности формирования русской системы власти он видел во влиянии византийской идеи власти императора, идеи религиозного автократизма и в частноправовом характере власти великих князей из рода Рюриковичей, смотревших на свои владения, как на свою неотчуждаемую вотчину, переходящую по наследству в их роде. Влияние западнических идей сменилось государственными реформами 1905–1906 годов, которые Н. А. Захаров воспринимал одновременно и выправлением некоторых перегибов абсолютизма, и установлением порядка, который восстанавливал традиционные начала русской власти.
Статья посвящена историческим истокам русофобии в Европе, которая начала формироваться в XV веке. В статье рассматривается сложность процессов зарождения русофобских настроений, выявляются их корни в долгосрочных исторических контактах между Русью и Западной Европой, изменениям в политической и религиозной сферах. Выявляется специфика русофобии, которая формировалась в разных западных странах. После монгольского нашествия и периода ордынского ига Русь утрачивала свои связи с Западной Европой, что при “переоткрытии” России способствовало формированию негативных стереотипов о русских. Кроме того, акцентируется внимание на последствиях политических событий, таких как Кревская уния и взаимоотношения между Москвой и Литвой (а позже и Польшей), которые углубили пропасть между Россией и Западной Европой. Сложная династическая и религиозная политика Литвы и Польши привела к дополнительным конфликтам с Россией, что формировало взгляды западных авторов на Россию сквозь призму экзистенциального русско-польского противостояния. С приходом европейских путешественников в Россию начали возникать негативные мифы о русских, такие как грубость, пьянство и “рабская природа” народа. Эти мифы часто основывались на поверхностном восприятии чужестранцами русской культуры и обычаев.
Настоящая статья посвящена осмыслению особенностей манипулятивного воздействия на современную молодежь со стороны различных субъектов общественной жизнедеятельности, апробирующих на ней самый разнообразный спектр политических, социально-психологических и социальных технологий. Различные субъекты социального манипулирования (отдельные личности, их группы в виде антисистем, олигархические структуры, политические партии и движения, а также общественные объединения и НКО, тоталитарные религиозные секты и деструктивные культы, спецслужбы иностранных государств и международные организации) на протяжении веков воспринимали молодежь как средство-ресурс для достижения своих корыстных политических целей.
Результатом такого рода манипулятивного воздействия явились различного рода “молодежные бунты”, “молодежные”, “сексуальные”, “субкультурные”, “контркультурные”, “бархатные”, “цветные” революции и государственные перевороты.
Для успешного запуска механизма социального манипулирования молодежью манипуляторами первоначального создавался своеобразный “культ молодежи” (“духовная педократия” — в терминологии С. Н. Сыромятникова и С. Н. Булгакова). Затем, они прививали молодежи протестный стиль поведения, используя данную технологию для направления энергии молодых людей против систем традиционных духовно-нравственных ценностей, традиционных религиозных, социальных, политических систем, традиционных институтов социализации и отношений, тем самым нанося непоправимый вред процессу духовного и социального развития молодых людей.
Настоящая статья посвящена актуальной проблеме — социальному управлению поведением личности, значимая роль в которой выводится из конкретных стереотипов, в основе которых лежит реальный психологический феномен генерализации, обобщения, схематизации данных индивидуального и исторического опыта. Автор анализирует правила термина, которым первоначально называлась плоская или круглая металлическая пластина, представляющая точные последствия типографского набора, обосновывает обоснование его метафоризации на наших представлениях о мире, себе и других людях. В обыденной речи слово стереотип означает обобщенное, упрощенное и иногда предвзятое представление о группе людей или явлении, которое лежит в основе жизненного опыта или обнаруживает через культурную среду и различные средства информации, что обуславливает его распространенность в социальных процессах и явлениях. В общественных науках часто встречается понятие «социальный стереотип» — схематизированный, стандартизированный образ или представление о социальном объекте, обычно эмоционально окрашенное и продолжающее устойчивое сопротивление. В широком смысле данный эффект оборота ввел Увел. Липпман в работе «Общественное мнение». В статье, в систематизированном и последовательном виде раскрыто понятие стереотипов У. Липпмана, а также дифференцированы современные исследования стереотипов, которые опираются на несколько разноплановых подходов. Представители первой встречи делают акцент на негативных аспектах стереотипов. В рамках этого стереотипа стереотип достаточно часто отождествляется с предвзятыми мнениями, предрассудками и даже патологическими явлениями в общественном порядке. Сторонники второй связи делают акцент на важности конструктивных — когнитивных свойств и аспектов стереотипов и наделяют последние функциональными значениями.
По мнению автора, такая противоречивость опирается на амбивалентную природу как самого стереотипа, так и процесса формирования стереотипов — стереотипизации, которая постоянно обосновывается в материальных статьях. Механизм стереотипизации основан на малых особенностях, состоящих в том, что какая-либо предлибо явления категоризации, после чего существует непосредственно. На самом деле этот механизм отличается от научных схем упорядочивания мира, которые выражаются, например, в процессах «типизации» или «моделирования» — стереотипизация всегда включает в себя оценку, часто эмоциональную, какую-либо предвзятость или предвзятость. Эта характеристика, в свою очередь, зависит от целого ряда факторов, носит необъективный характер и обладает свойством однозначности.
С одной стороны, стереотипы включают в себя социальные и психологические функции, помогая людям быстро ориентироваться в социальном мире и экономить когнитивные ресурсы. С другой стороны, они не только наблюдают преобразованное, ущемленное восприятие реальности, но могут реально влиять на индивидуальное поведение в отношении представителей тех или иных социальных групп и, в конечном счете, существенно обуславливают социальное поведение.
Статья посвящена новым материалам в виде археологических комплексов, полученных из раскопок катакомбных погребальных сооружений могильника Культобе в Южном Казахстане I-IV вв., которые в историческом, этнокультурном и хронологическом контекстах связаны с государством Кангюй. Исследования иллюстрируют факт функционирования «Т»-образных дромосных катакомб с коллективными погребениями в качестве семейных (клановых) склепов, в которых практикуют разновременные впускные захоронения в рамках религиозного дуализма и других верований (культ огня) со сложной обрядностью (имитация в подземной конструкции «потустороннего жизненного пространства», «жертвенная пища») и соответствующей погребальной атрибуцией. Информативно насыщенные археологические комплексы из катакомб включают керамику (столовую, кухонную и ритуальную), дистанционное оружие (фрагменты костяных накладок на лук, наконечники стрел), защитный доспех (панцирная пластина), бытовые предметы (ножи, пряжки, оселки, косметические приборы) и массу украшений: наборные ожерелья, браслеты, серьги из бус и подвесок; браслеты из бронзы, ювелирные изделия из золота и серебра (серьги, перстни). Хроноиндикаторы позволяют определить временные границы полученного нового археологического материала из катакомб могильника Культобе Южного Казахстана в пределах I-IV вв.
В статье рассматриваются погребальные комплексы гунно-сарматского времени могильника Акбулак II. Данный могильник расположен на юге Актюбинской области Республики Казахстан. В полевом сезоне 2023 года были продолжены исследования на могильнике Акбулак II, раскопаны один «гантелевидный» объект № 12 и курганы № 5, 6, 8, 9. По раскопанным объектам четко прослеживается тенденция - усложнение обрядовых черт в наземной конструкции, это дополнительное подчеркивание статуса погребенного, так как высота и размеры исследованных объектов были близки. Такую же роль играет и усложнение конструкции могильной ямы. Исследованные памятники показали значимость территории Западного Казахстана для выяснения культурогенеза кочевых сообществ эпохи Великого переселения народов. Получена представительная коллекция артефактов по вооружению, украшениям, конскому снаряжению и бытовым предметам. В целом исследованные комплексы укладываются в период второй половины II в. н. э. - III в. н. э.
Проблема земледелия ананьинской культурно-исторической области - одна из самых острых в современной археологии раннего железного века Волго-Камья. С конца XIX века и вплоть до 80-х гг. XX века считалось неоспоримым существование земледелия на этой территории уже в начале железного века. Однако в 90-е гг. XX века появляются работы, показавшие недостатки и неполную обоснованность этой гипотезы. В результате исследований последних лет удалось получить как косвенные (данные палинологии о наличии пыльцы культурных растений, информация о подсеке, присутствие в коллекциях инструментария для обработки земли), так и прямые (находки ячменя и льна) свидетельства существования ананьинского земледелия. Судя по данным AMS-анализа ячменя из Макарьевского городища, развитое земледелие существовало у населения постмаклашеевской культуры АКИО уже в VIII-V вв. до н. э.
Представлен комплексный анализ наиболее распространенного вида степных святилищ в скифское и сарматское время за 1000 лет (VI в. до н. э. - IV в. н. э.): круглых, с валами и рвами, без кровли. Такие сооружения были распространены на территории от Южного Урала и Устюрта до Днепра. Основные зоны их распространения - низовья Урала и Центральное Предкавказье. Иногда они использовались людьми более поздних культур. Это были объекты местного значения. Святилища в сакральных зонах образовывали скопления; известны и одиночные объекты, не связанные с некрополями. Рассмотрены святилища с разным оформлением внутренней площадки, среди которых - имеющие центральную яму для огненных ритуалов. Важными элементами многих сооружений были алтари, жертвоприношения лошадей, овец и быков. Во многих случаях дары специально портили и ломали, в святилища также попадали более древние артефакты. Предполагаются разные виды ритуалов в них, кроме поминальных. После закрытия святилища его часто изолировали слоем грунта или камней.