Значимой областью исследований в рамках теорий систем является проблема обеспечения живучести поврежденных и некомплектных (с отсутствующими элементами) систем. Типичным для таких систем является нахождение в паллиативном состоянии, при котором система продолжает свое существование, но утрачивает (полностью или частично) свою функциональность, сохраняя внешние признаки «здоровой» системы. Рассматриваются варианты управления поврежденными и некомплектными системами, позволяющие им сохраняться, механизмы обеспечения устойчивости таких систем. Отдельное внимание в статье уделяется рассмотрению двух основных инструментов замещения повреждённых и отсутствующих элементов систем: заглушек и элементов с имитационной активностью. Определяется характер их функционирования, возможности применения, варианты активности. Для систем с внешним управлением рассматриваются три возможных сценария управления поврежденной или некомплектной системой. В основу исследования положены разработанные автором в предыдущих работах теоретические модели обеспечения устойчивости системы за счет ресурсов надсистемы, восстановления системы за счет сохранившихся функциональных подсистем и других систем в рамках одной надсистемы и др. По итогам проведенного в статье исследования, посвященного проблематике, ранее остававшийся за пределами теоретического анализа, констатируется вариативность сценариев эффективного управления поврежденных и некомплектных систем. Выбор оптимального варианта зависит от того, сохранится ли в процессе развития значимость утраченных в результате повреждения системой функций, от способности системы к адаптации, полезности системы с неполной функциональностью, сложности исправления и необходимых для этого ресурсов. Оценка целесообразности паллиативной системы основывается на двух критериях: наличия необходимости поддерживать систему в состоянии ограниченной функциональности или даже, в предельном случае, обеспечения выживания; целесообразности номинального сохранения системы, воспроизводящей реакции неповрежденной системы. Новизна полученных в работе результатов заключается в постановке вопроса о необходимости теоретического анализа проблематики управления поврежденных и некомплектных систем, целесообразности поддержания их паллиативного состояния, сценариев перехода систем в состояния с полной функциональностью. Полученные в работе результаты могут быть полезны при управлении поврежденными и некомплектными системами в различных предметных областях: при регулировании технических систем, при управлении предприятиями, макроэкономическом регулировании и др.
Статья посвящена исследованию концепта «абдукции агентности», задействованного бразильским антропологом Эдуарду Вивейрушем де Кастру в его концепции индейского перспективизма. В статье утверждается и доказывается, что понимание «абдукции агентности» Вивейрушем де Кастру отличается от того, как его понимает автор этого концепта, британский антрополог Альфред Джелл. Предметом исследования выступает концепт «абдукции агентности», рассмотренный в контексте его неоднозначного понимания двумя этими антропологами. Основная цель работы - прояснить смысл, функции и специфику этого концепта в концепции индейского перспективизма Вивейруша де Кастру. Такое прояснение позволяет продемонстрировать потенциал концепта «абдукции агентности» для философско-антропологического анализа взаимодействия человека с технологиями, что является одной из задач статьи. Другими задачами являются, во-первых, описание общего смысла концепта абдукции путем обращения к работам Чарльза Сандерса Пирса, Грегори Бейтсона, Умберто Эко, Лоренцо Маньяни и Резы Негарестани; во-вторых, выявление роли концепта «абдукции агентности» в работах Джелла; а в-третьих, доказательство того, что понимание «абдукции агентности» Вивейрушем де Кастру преодолевает критику этого концепта со стороны британского антрополога Тима Ингольда. Методологическая основа включает историко-герменевтический анализ абдукции в истории философии (от Ч. С. Пирса до современных авторов) и критически-объективное сопоставление трактовок Джелла и Вивейруша де Кастру. Научная новизна статьи заключается в систематизации концепта «абдукции агентности», что устраняет пробел в исследованиях творчества Вивейруша де Кастру и открывает перспективы для его интеграции в философию техники и этику искусственного интеллекта. Практическая значимость работы связана с возможностью использования концепта для моделирования нелинейных взаимодействий человека с технологиями, где гипотезы формируются в процессе динамической адаптации к изменчивым условиям. Выводы статьи ставят под сомнение критику Ингольда, демонстрируя, что «абдукция агентности» в трактовке Вивейруша де Кастру не противоречит идее творчества как импровизации, а, напротив, обогащает её, предлагая новый инструмент для междисциплинарных исследований. Другим значимым результатом статьи является демонстрация возможности применения концепта «абдукции агентности» в модели описания взаимодействия человека с технологиями, в частности с искусственным интеллектом.
Данная статья исследует эволюцию идентичности предпринимателя от героического образа «титана индустрии» эпохи модерна к множественности ролей постмодерна. Центральная идея заключается в том, что если в модерне предприниматель представлялся как единичный герой прогресса, то в постмодернистском контексте его идентичность фрагментируется и перестраивается через различные нарративы. Современный предприниматель не только разрабатывает технологические решения или управляет компаниями, но и активно конструирует публичный образ с помощью СМИ и соцсетей, превращаясь в «бренд» самого себя. Переосмысление предпринимательства в таком ключе затрагивает вопросы аутентичности, самопрезентации и влияния цифровых платформ, где каждый участник рынка может рассматриваться как «предприниматель собственной жизни». Таким образом, предметом исследования становится не только экономическая роль предпринимателя, но и его культурно-символическая функция в условиях постмодерна и платформенного капитализма. Методологически работа опирается на постмодернистскую философию (идеи Ж.-Ф. Лиотара о конце «больших нарративов», концепцию симулякров Ж. Бодрийяра, анализ дискурса власти у М. Фуко), а также на инструменты нарратологии, дискурсивного анализа и деконструкции культурных текстов. Научная новизна исследования состоит в переосмыслении фигуры предпринимателя как «предпринимателя самого себя» (термин, восходящий к работам М. Фуко), то есть субъекта, формирующего и продвигающего собственную идентичность подобно бренду. Такое переосмысление позволяет заострить внимание на скрытых механизмах формирования имиджа в условиях цифровых платформ, где личная и профессиональная идентичность сплавляются в единый конструкт и транслируются массовой аудитории. В результате показано, что в условиях платформенной экономики и общества потребления предприниматель все чаще выступает проектом самого себя, объединяя черты создателя, продукта и менеджера собственной жизни. Это открывает новые перспективы для философского осмысления аутентичности, самореализации и соотношения свободы и самоконтроля в контексте современного предпринимательства.
Предметом исследования является изменение роли человека как субъекта политических отношений в цифровую эпоху. Объектом исследования является трансформация политической системы общества под воздействием цифровизации, порождающая ломку сложившейся в предыдущие десятилетия системы политических отношений. Политическая история последних десятилетий, показывает, что практически все глобальные изменения во всем мире происходили в той или иной мере именно с использованием цифровых технологий. Автор подробно рассматривает такие аспекты темы, как переход политического процесса из реальной жизни в «виртуальный мир», мир Интернета, где под воздействием цифровых алгоритмов происходят незаметные для обывателя манипуляции информационными потоками, создающими «определенную картину мира». Особое внимание уделяется вопросу изменений политических технологий, влияющих на способности человека принимать осмысленные политические решения. Это создает опасность превращения демократических институтов в фикцию, ширму, обеспечивающию легитимацию заранее принятых решений. В процессе исследования использованы сравнительный и логико-структурный анализы, системный подход, субъективно-объективный и диалектический методы. В статье рассматривается влияние цифровизации на политическую систему современного общества. Цель работы состоит в подтверждении гипотезы о негативном влиянии цифровизации на роль человека как субъекта политических отношений. Научная новизна состоит в выявлении корреляции между изменениями в обществе, происходящими под воздействием цифровизации, и трансформации политической структуры современного общества. Основные выводы, к которым пришел автор, состоят в следующем: под влиянием цифровизации происходит размывание традиционного политического спектра, что усложняет способность граждан участвовать в политическом процессе; установленный цифровыми алгоритмами процесс манипуляции информацией лишает человека делать осмысленный выбор своих действий и решений. Стирание границ между частной и публичной жизнью индивида, происходящее в современном мире под воздействием цифровизации, так же не способствует сохранению за человеком полноценной политической субъектности. Человек в цифровую эпоху имеет дело с технологиями, которые могут нанести непоправимый вред человеческим взаимоотношениям. Игнорирование этических сторон при использовании цифровых технологий вызывает опасность возможного установления той или иной формы тирании, в худшем варианте тоталитаризма.
Катакомбная живопись, сформировавшаяся в условиях библейского запрета на изображения (Вторая заповедь), представляет собой уникальный феномен раннехристианской культуры. В статье анализируются методологические подходы к её изучению: иконографический анализ, концепции идентичности, художественного стиля, диалога и роли зрителя. Особое внимание уделено противопоставлению «изображения» (материального объекта) и «образа» (символа, указывающего на трансцендентное), что раскрывает апофатический принцип интерпретации запрета. Автор критикует ограниченность существующих методов, предлагая междисциплинарный анализ, объединяющий контекст погребального пространства, переосмысление античных мотивов и аффективное восприятие. Катакомбное искусство интерпретируется как самостоятельная система, где запрет трансформируется в эстетику отсутствия, а символы служат инструментами выражения сакрального. Исследование подчеркивает важность сочетания искусствоведческих, теологических и философских подходов для изучения визуального языка катакомбной живописи в контексте религиозных и культурных особенностей поздней античности. Методология сочетает иконографический анализ с концепциями идентичности, зрителя, диалога, стиля и аффекта. Используются сравнительный и контекстуальный подходы для оценки методологий и анализа восприятия Второй Заповеди в раннем христианстве. Оценивается их способность объяснить уникальность катакомбной живописи за пределами традиционного искусствознания. Актуальность исследования обусловлена увеличением числа работ о катакомбном искусстве, включая искусствоведческие («Катакомбный» период в искусстве ранних христиан» Кузнецова-Бондаренко Е. С., Тюлюков Д. И., 2020; «Погребальный портрет в искусстве раннехристианских катакомб» Образцова К., 2021) и культурологические («Свидетельство живописи римских катакомб о мировосприятии христиан доконстантиновой эпохи» Чернова А. В., Шарков И. Г.; «Образы раннехристианского искусства в контексте изучения христианства I-IV веков» Лях Е. Е., 2017). Однако отсутствуют исследования, систематизирующие методологические подходы. Работа восполняет этот пробел, предлагая новую перспективу, основанную на аффективном восприятии и концепции образа как средства духовного общения. Такой подход позволяет по-новому взглянуть на катакомбную живопись и проблему преодоления Второй Заповеди, выходя за рамки традиционного искусствоведческого анализа.
Появление дистанционного оружия и совершенствование его тактико-технических характеристик территориально отдаляло противоборствующие стороны друг от друга, что позволило рассмотреть концепцию ведения дистанционной войны с привлечением дихотомий видимый/невидимый враг и обнаружить/скрыть. Объектом проводимого исследования является феномен (не)видимости комбатантов и военной техники во время ведения боевых действий. В качестве предмета исследования выбраны практики обнаружения противника и скрытия своих подразделений участниками военных действий на основе применения законов оптики. Концепты видимого и невидимого врага широко изучены в рамках современной технизированной войны, в то же время процессы перехода из состояния видимости в состояние невидимости и обратно непосредственными участниками военных действий на основе применения законов оптики в настоящее время до конца не осмыслены, что определяет актуальность проводимого исследования. В качестве методологической основы для проведения системного исследования могут быть использованы: историко-философская реконструкция, концепция симулякра Ж. Бодрийяра и паноптизм М. Фуко. Новизна исследования состоит в выявлении и описании концептов видимого и невидимого врага как антагонистических составляющих, определяющих успех ведения военного противоборства (на примере использования оптических устройств). Граница (не)видимости не является стабильной, ее девиационный характер определяет как уровень развития военного искусства и оружия, так и природно-географические особенности театра военных действий. По этой причине успех ведения вооруженного противоборства активно смещается в сторону опережения противника в реализации практик по переводу его невидимых объектов в видимые, открытые и исчисляемые. Оптические устройства, безусловно, усилили зрение человека, позволив в определенных пределах разрушать границы перцептивной недоступности врага, но в тоже время, знания в области законов распространения и преломления света позволяют в значительной степени усложнять пространственную идентификацию объектов поиска. Процесс наблюдения в современной войне стал не только непрерывным и всеобъемлющим, но и трансформировался в децентрированный, динамичный и паноптический надзор, направленный на своевременное обнаружение угроз и их превентивное устранение.
В статье исследуется прогрессивизм, являющийся, по сути, научной установкой, как продолжение эсхатологической традиции, сформированной в рамках европейского рационализма. Анализируется, каким именно образом идеи линейного прогресса, сформулированные в эпоху Просвещения, стали секуляризованной версией религиозных эсхатологических концепций. Рассматривается, как модерн, несмотря на свою рационалистическую установку и критерии научности, сам является развитием апокалиптических мотивов спасения, в форме науки и технологического развития. В ходе работы проводится сравнительный анализ научного рационализма и эсхатологического мифа, который выявляет их структурные сходства. Также в качестве противоположной к “эсхатологическому”, рассматривается и миф “палингенетический” как контрастный элемент, позволяющий глубже осмыслить особенности эсхатологической модели. Объектом исследования является прогрессивизм и его “темпоральная парадигма” как часть традиции европейского научного рационализма. Предметом же я хочу заявить “эсхатологию” как корень этого самого прогрессивизма. Я использую в статье следующие научные методы: метатеория и философия науки, исторический метод, а также эволюционизм как научный метод. Научная новизна данной статьи заключается в анализе взаимосвязи между “мифом” и “темпоральной парадигмой” современной науки, которая (темпоральная парадигма) не является, вопреки логике рационализма, “отвлеченной точкой отсчёта”. Миф здесь рассматривается как реальная чувственная действительность, формирующая восприятие реальности, в том числе и ученого и науки в целом. Статья утверждает, что даже в условиях рационализма и прогрессивизма эсхатологические концепции сохраняют свою мифологическую структуру, поднимая вопросы о действительной сущности и направленности науки и возможности ее освобождения от мифа. В этом контексте исследование предлагает новую перспективу на понимание научных и мифологических категорий, подчеркивая их роль в упорядочении хаоса окружающего мира и в формировании культурной идентичности.
Предметом данного исследования выступает методологический подход, который применял Олдос Хаксли для исследования религиозного опыта и мистических переживаний. Особое внимание в статье уделяется теоретическим истокам данной методологии, а также социальному и культурному контексту ее формирования. В статье рассматривается, как наука, философия и религия того времени способствовали оформлению методологического подхода Олдоса Хаксли. Автор статьи рассматривает, какие принципы и методы легли в основу методологии Хаксли, как происходит согласованность в применяемом подходе принципа объективности научного знания с субъективностью личного опыта. В статье также рассматривается его экспериментальное использование мескалина для исследования глубин человеческого сознания и поиска “божественного основания”, анализируются результаты и ограничения методологического подхода Хаксли и его вклад в понимание природы религиозного опыта. В основу данной статьи положены такие методологические подходы, как биографический и сравнительно-исторический методы, а также аналитическое изучение источников и их систематизация. В работе применялся комплексный анализ текстов Хаксли для выявления ключевых аспектов его мировоззрения. Научная новизна заключается в том, что проведена целостная реконструкция методологии Хаксли, применяемой им для исследования религиозного опыта. Опираясь на источники, автор показывает, как она развивалась начиная с конца 1920-х годов до 1960 года. Анализируются не только ключевые работы, но и малоизвестные эссе и лекции, некоторые из которых не изданы на русском языке. Интерес Хаксли к религиозному опыту обусловлен личными переживаниями и культурным контекстом. Его методология включает философские, психологические и антропологические аспекты, фокусируясь на феноменологии религиозного опыта. Хаксли проводит компаративный анализ различных религиозных традиций, выявляя общие черты и универсальную духовную реальность. Он стремится интегрировать научные методы с мистическими, основываясь на критическом анализе, фактах и экспериментальности. В теоретическом анализе он сопоставляет бинарные категории, такие как тело-разум и религия-магия, подчеркивая важность телесного опыта в духовном просветлении. Также в качестве важного вывода следует отметить усиление телесноориентированного принципа в понимании религиозного и мистического опыта в последнее десятилетие жизни мыслителя.
Одним из очень немногих, кто с самого начала признавал важность философских работ выдающегося философа и мыслителя в области техники и технологических новшеств Жильбера Симондона (1924-1989) наряду с Жилем Делезом (1925-1995) являлся известный философ и антрополог Бернар Стиглер (1952-2020). В своих работах Стиглер не только прямо ссылается на труды этого мыслителя, но и продолжает его мысли, подобно тому, как сам Симондон вел «диалог» с Анри Бергсоном (1859-1941). Однако характер этого нового «диалога» настолько специфичен, что Стиглер ставит под сомнение статус «первой философии», который Симондон вслед за Бергсоном приписывал философии природы, понимаемой как космогенез (Бергсон) или онтогенез (Симондон). Более того, по мнению Стиглера, несмотря на то, что Симондон показал пресловутое машинное отчуждение рабочего от техники, однако культура в современности пока еще не передала машине статус «технического индивида». В этом случае в качестве конкретных методов исследования для конституирования концепта «доиндивидуального» у Симондона и идеи изначального технологического характера этого доиндивидуального у Стиглера мы используем такие общенаучные подходы, как дескриптивный метод, метод категоризации, метод анализа, метод наблюдения, генетический метод и сравнительно-сопоставительный метод. Отсюда целью нашего исследования является не только опровержение критической оценки, высказанной Стиглером в отношении Симондона, но и для успешного понимания специфики онтогенеза попытаемся решить следующие задачи: 1) выявить философское понимание гипотезы о доиндивидуальном состоянии бытия, из которой проистекает любая фаза индивидуации (физическая, биологическая, психическая или психосоциальная) постигаемая как бытие; 2) исследовать причины, по которым Стиглер имеет основания обвинять Симондона в том, что он не до конца продумал психосоциальную (трансиндивидуальную) фазу индивидуации; 3) обсудить дополнительный шаг Стиглера, который в конечном итоге признает внутренне технологическое измерение доиндивидуального. В заключении автор статьи пришел к следующему выводу, что техника в современности является одновременно тем, что индивидуализируется как фаза индивидуации, и тем, что составляет доиндивидуальный запас психосоциальной фазы индивидуации.
Предметом исследования является философская модель разума, основывающаяся на примате сущностных характеристик над структурными. Объектом исследования выступают сущностные характеристики разумного познания, рассматриваемые в контексте данной модели. Автор исследует такие аспекты темы, как: наличие общих философских оснований для определения разума в качестве сущности, предметное и концептуальное отличие теоретической модели, определяющей разум как сущность, от структурной модели разума. Особое внимание уделяется раскрытию таких характеристик разумного познания как: всеобъемлющий и самотождественный характер разума; неизменность природы разума как сущности; связь между сущностным и телеологическим аспектами разума; феномену накопления и оптимизации рационального опыта как сущностному атрибуту разума; проблематичности философского понимания разумного познания в качестве процесса достижения сверхприродной цели. Для классификации рассматриваемых гносеологических моделей был применен типологический метод. Для выявления базовых положений каждой модели был использован метод системного анализа. Основные выводы проведенного исследования состоят в следующем. В «сущностной» модели разум понимается как самотождественная и не предполагающая собственной цели форма. «Сущностная» модель разума в этом базовом положении имеет приоритет над «процессуальной» моделью, в которой разумное познание определяется как структура и процесс достижения сверхприродной цели. Итоговый вывод автора состоит в том, что сущностное понимание природы разума представляет цельный и весьма конструктивный концепт. Особым вкладом автора в исследование темы является попытка анализа и обоснования основных положений «сущностной» модели разума. Новизна исследования заключается в том, что проблематика актуализируется в контексте биоэтики, отстаивающей примат природной сущности человека перед идеями, в которых таковая не предполагается, а значит допускается возможность структурной трансформации природы человека.