SCI Библиотека

В статье рассматриваются названия населенных пунктов Южной (Олонецкой) Карелии, где последние несколько столетий бо́льшая часть населения говорит на ливвиковском наречии карельского языка. Автором отмечено, что на ранних этапах освоения региона карелами-ливвиками формирование поселенческой системы определялось физико-географическими условиями и типом практикуемого населением хозяйства. Важнейшую роль здесь сыграло то, что Южная Карелия богата озерами и реками, поэтому первоначально деревни карелов-ливвиков находились главным образом на берегах водоемов. С XVIII в. начинается освоение не связанных с водоемами возвышенностей, в связи с чем появляются населенные пункты «сележного» типа. Главное внимание в статье уделено типам сельских поселений у карелов-ливвиков и структурным особенностям их ойконимии. В однокомпонентных названиях наиболее частотными оказываются ойконимы с l-овым формантом, восходящие, как правило, к антропонимам; реже используются отантропонимные модели без форманта и с формантами -(i)ne, -sto, рус. -ово, -щина. Среди остальных ойконимов наибольшей продуктивностью обладают названия, образованные на основе географических терминов pogostu ‘село с церковью’, kylä и hieru ‘деревня’; выявлен также ряд терминов для обозначения малодворных поселений и хуторов: kodi, kondu, perti, taloi; карельские термины, восходящие к рус. мыза, хутор. В статье анализируются причины различной продуктивности ойконимов с этими компонентами, рассматриваются вопросы хронологии их вхождения в топонимическую систему, обосновывается включение в данный ряд реконструированных по топонимическим данным лексем *moiživo и *tula, служивших предположительно для обозначения малодворных поселений и хуторов. По мнению автора, кульминация формирования поселенческой системы в Южной Карелии приходится на первую треть XX в., однако далее, с коллективизацией и последовавшими за ней репрессиями, начала происходить деградация поселенческой системы, финалом которой стала ликвидация «неперспективных» деревень в 1960-1970-е гг.

Мезолитическая стоянка Вылыс Том 3 входит в Ижма-Томский геоархеологический микрорайон, где сейчас насчитывается шесть мезолитических памятников, исследованных раскопками. Стоянка расположена на правобережье среднего течения р. Ижма, на останце надпойменной боровой террасы в окрестностях пос. Том Ижемского района Республики Коми. Стоянка открыта в 2018 г., исследовалась в 2021 и 2023 гг. На раскопанной площади выявлено скопление находок диаметром 4-5 м, сопровождавшееся фрагментами кальцинированных костей и угольками. Вокруг данного объекта располагались мелкие скопления/концентрации находок. Радиоуглеродная дата по углю - 8150±90 С14 л. н. (LU-10576). В составе коллекции шлифованный топор, абразивные инструменты и крупный отбойник. В кремневом инвентаре представлено большое количество мелких нуклеусов в завершающей стадии расщепления. Вместе с тем, среди пластин и орудий из них преобладают крупные и очень крупные экземпляры. Обращает на себя внимание наличие нуклеусов-резцов, есть резцы на углу слома пластин, многочисленны скребки. Присутствуют крупные острия. Каменная индустрия стоянки Вылыс Том 3 аналогична индустриям рядом расположенных мезолитических памятников Вылыс Том 2 и Очью катище.

В этой работе Сергей Владимирович Рябчиков исследовал изображение минойской чаши на стене древнеегипетской гробницы. Оказывается, этот артефакт был украшен не только цветами и бычьими головами, но и двумя знаками линейной А. Автор использовал методы структурной и контрастивной лингвистики.

Древнейшими индоевропейскими насельниками Евразийского пространства, под которым автор понимает территории России и прилегающих к ней восточнославянских государств и Великой Степи, как представляется, следует признать носителей тохарских языков, которые отделились от общеиндоевропейского этнического массива не позднее V тыс. до н. э., скорее всего, на территории Передней Азии или в каких-то евразийских регионах, в европейской или азиатской части Великой Степи, и широко расселились как по Евразийскому пространству, так и за его пределы, в Передней, Центральной и Восточной Азии. Вопрос о принадлежности тех или иных археологических культур к прототохарским остается дискуссионным, на территории Евразийского пространства, предположительно, тохарскими те или иные авторы считают не менее десятка разных культур. При этом есть основания полагать, что прототохары произошли от зарзийской культуры (Передняя Азия, XVI—VI тыс. до н. э.), а на территории Евразийского пространства наиболее вероятна тохарская принадлежность афанасьевской культуры. Также с большой долей вероятности можно считать тохарами гутиев (Месопотамия, конец III тыс. до н. э.) и больших юэчжи (они же кушаны, Средняя Азия, II в. до н. э. - IV в. н. э.). Как бы то ни было, носители тохарских языков во времена, предшествовавшие появлению на исторической арене индоиранских культур, а отчасти и позже очень широко расселялись по Евразийскому пространству.

В данной работе на основе архивных документов, переписки между руководителем экспедиции А. В. Харчевни- ковым и Обществом изучения Сибири выявляется процесс организации и деятельности Хакасской этнографической экспедиции 1930 г. Основная задача экспедиции состояла в комплектовании этнографической коллекции для продажи иностранным музеям, фирмам, частным коллекционерам. В условиях социально-экономического кризиса, несогласованности работы органов власти и элементарного дефицита продуктов питания, экспедиционного снаряжения подготовка этнографической экспедиции требовала напряженной предварительной работы. Сотрудникам экспедиции удалось скомплектовать обширную коллекцию, сделать ее научное описание, а собранные материалы дополнить коллекцией уникальных фотоотпечатков.

Статья посвящена анализу историографии хозяйственной деятельности населения Хакасско-Минусинского края в эпоху Средневековья. Приведены мнения и идеи всех исследователей. Прослежено расширение источниковедческой базы. Помимо общего комплексного научного подхода были выявлены экологический, историко-экономический и историко-культурный подходы. Удалось проследить становление и логику диаметрально противоположных направлений, одно из которых считает, что в раннем и развитом Средневековье преобладало развитое орошаемое земледелие, другое – что основным было кочевое скотоводство. Высказано мнение, что диаметральность этих направлений связана с разными подходами, применяемыми при решении изучаемого предмета.

Статья памяти Виталия Кимовича Фёдорова, археолога, историка, кандидата исторических наук, ведущего научного сотрудника ИЭИ УФИЦ РАН, безвременная кончина которого 23 января 2024 года стала невосполнимой потерей для археологического сообщества России. Виталий Кимович был одним из лучших в России специалистов по археологии кочевников раннего железного века. Им написано более 100 научных работ, в том числе 2 монографии, где отражены результаты изучения предметов материальной культуры, духовного мира и хронологии ранних номадов, ставших весомым научным заделом для решения многих серьезных проблем их истории. Его экспедиционная жизнь вместила все полевые сезоны с 1987 по 2017 год. Виталий Кимович с 1990 по 1994 г. совместно с В.Н. Васильевым раскапывает более 30 курганов от эпохи бронзы до средневековья в некрополях Башкирского Приуралья и Зауралья, Центрального и Восточного Оренбуржья. Среди них могильники ранних номадов Яковлевские, Верхнекардаиловский II, а также курганы кочевой знати некрополя Сара. С 1997 по 2003 г. он заведует отделом археологии в НМРБ, где под его руководством были организованы десятки выставок, приведены в порядок археологические фонды. С 1995 по 2003 г. возглавляемая им археологическая экспедиция НМРБ исследовала более 20 памятников археологии. Среди них курганы эпохи бронзы и ранних кочевников некрополей Михайловский II, Селивановский II, каменные курганы ранних номадов Тупаковский, Чебаркуль II и т.д. С 2003 по 2018 г., перейдя на преподавательскую работу в Академии ВЭГУ, организовал работу археологической экспедиции, исследовавшей разрушенный курган Киишкинского могильника ранних кочевников в Приуралье и проводившей многолетние исследования поселения эпохи бронзы Ново-Байрамгулово-1 – святилища эпохи энеолита Бакшай в Башкирском Зауралье. Из-под его пера вышли три монографии и десятки статей по краеведению на основе исторических ис- следований собственной коллекции дореволюционных открыток. С 2019 г. до конца своих дней работал в ИЭИ УФИЦ РАН сначала заместителем директора по музейной деятельности, затем ведущим научным сотрудником. В этот период под его научной редакцией выпущены каталог предметов из раскопок Филипповских курганов 1986–1990 гг., сборник статей памяти А.Х. Пшеничнюка, издана монография в соавторстве с В.Н. Васильевым. Через три месяца после его смерти вышла в свет монография, посвященная дореволюционным открыткам Уфы и Уфимской губернии. Материал, полученный его экспедициями и научные произведения входят в золотой фонд сарматской археологии.

В статье последовательно раскрывается проблема культуры перехода в такой ситуации общественных дискуссий, как интерпретация археологических данных. Автор исследует возможности и значимость науковедческого подхода к данной теме с целью вскрытия особенностей функционирования социального института науки в части выхода научной информации за пределы научного поля. Опираясь на теорию научного поля П. Бурдьё, автор обращается к конкретному примеру интерпретации археологических данных Аркаима - поселения бронзового века на Южном Урале, ставшего и местом институциональных научных изысканий и интерпретаций (например, в виде музейной практики), и пространством неинституционального освоения (в данном случае речь идет не об эзотерическом отношении к Араиму как «месту силы», а именно о восприятии его как источника аргументации для различных идеологий). Рассматривая эту «борьбу дискурсов» в русле концепций перехода в том смысле, как его понимал Ю. М. Лотман, предложивший концепцию бинарных и тернарных культур, автор приходит к выводу о необходимости исследования голосов самих ученых, имеющих отношение к оценке популяризации археологических данных, что позволит обнаружить закономерности функционирования научного поля в части его работы по сохранению собственных границ.

В статье представлены результаты исследования трех захоронений могильника Зуун хярын дэнж 1. Он располагается в Монголии, на северном побережье озера Хубсугул, в северо-восточной части поселка Турт. Материалы захоронений позволяют наметить некоторые этапы культурно-хронологической схемы истории побережья озера Хубсугул. При ее создании учитывались особенности могильной конструкции, положение умершего и сопроводительный инвентарь, которые соотносились с определенным временным периодом. Рассмотрены материалы комплексов 1, 2 и 9, последний из которых был разрушен еще в древности. Приводятся сведения о погребальных конструкциях, положении в них человеческого костяка, сопроводительного инвентаря и костей животных. По двум ненарушенным захоронениям получены радиоуглеродные даты. Время сооружения комплекса 1 соотносится с середины XI по середину XII в., комплекса 2 - конец XII - середина XIII в. - предымперским и началом имперского периода истории Монголии. Отмечено, что эти захоронения представляют две погребальные традиции, сменяющие одна другую. Они характеризуются расположением умерших вытянуто, на спине, в могильных ямах, которые сверху перекрывались плоской каменной кладкой круглой формы. Под костяками и над ними найдены фрагменты деревянных досок и бересты. Вместе с умершим в могилу помещали части туши барана. Чаще всего это была голень и корейка животного. В комплексе 1 найдены железный наконечник стрелы и наконечник древкового оружия «пальма», в комплексе 2 обнаружены железные стремена, колчанный крюк, пряжка и берестяной туесок. Сделан вывод о том, что в более ранних захоронениях умершие ориентированы головой на север и северо-восток, в более поздних - на северо-запад.

В настоящей статье публикуются результаты археологических раскопок пяти курганов, выявленных геофизическими методами на Бесланском курганном катакомбном могильнике (Республика Северная Осетия - Алания). Небольшие по объему раскопки в разных частях обширного Бесланского некрополя позволяют сделать ряд выводов. Развитие некрополя происходило от Зильгинского городища в восточном направлении. В 230 м от восточной окраины городища выявлены следы неукрепленного посада, который диагностируют несколько хозяйственных ям. Очевидно, нашими исследованиями прослежена восточная граница посада Зильгинского городища в момент его максимального расширения, скорее всего относящегося к III в. н.э. В общей сложности раскопано 5 курганов, окруженных ровиками и содержавших 6 погребений. Наиболее ранним является курган 878, который в широких рамках можно отнести ко второй половине II - первой половине III в. н.э. по особенностям конструкции погребального сооружения. Находящиеся на восточной периферии некрополя курганы 874 и 875 по предметам ременной гарнитуры могут датироваться второй - третьей четвертью IV в. н.э. и, очевидно, отражают период максимального расширения площади могильника. Во второй половине VI в. н.э. снова производятся захоронения в прилегающей к городищу части некрополя, что отражают курганы 876 и 877, содержавшие материалы этого времени. Представляется наиболее вероятным, что в VII в. н.э. население покидает Зильгинское городище. Это подтверждается как известными находками из культурного слоя памятника, так и публикуемыми в данной работе материалами из курганов. Причины этого явления еще предстоит установить; пока можно высказать предположение, что это могло быть связано как с экологическими изменениями, так и с военно-политической обстановкой на Северо-Восточном Кавказе в это время.