Введение. Статья посвящена анализу немецкого романтизма через социально-философское рассмотрение его возникновения, особенностей и методологических оснований в историческом и культурологическом контекстах. Теоретический анализ. Предлагается рассмотреть аналитику и методологию немецкого романтизма с применением философского метода генеалогии. Генеалогическая процедура гетерогенна по своей сути, поскольку предполагает выявление двойственности начала, истока социальности. В романтическом мировоззрении это слияние эстетического восприятия и понятийного мышления. Установлено, что философские методологические основания немецкого романтизма заложены немецкой идеалистической трансцендентальной философией (Кант и Шеллинг) в единстве гносеологического, эстетического и антропологического аспектов. Эмпирический анализ. Генеалогическое осмысление конкретных социальных условий в Германии в конце XVIII – начале XIX в. позволило выявить первичное понятие немецкого романтического мировосприятия как исток социальности – свободная общительность – и определить его многоаспектность как понимание и признание Другого (правила поведения и общения, создание программ вечного мира, интерес к истории и народному языку). Академической реализацией понятия свободной общительности становится основание Берлинского университета.
Заключение. Формулируется вывод о том, что цель раннего немецкого романтизма – свободное единство как новая форма человеческой солидарности – надолго определила гуманистическую направленность романтического мировосприятия.
В статье рассматриваются взаимоотношения психологии и искусства в разные исторические периоды. Уже в момент возникновения психологии как науки наблюдалась ее тесная связь с эстетикой. Как психология, так и эстетика своим предметом называли чувственный опыт и чувственную сферу. Из обращения к анализу объектов искусства родилась во многом и культурно-историческая психология. По мнению Л. С. Выготского, произведение искусства выступает инструментом трансформации чувств, и в процессе его восприятия возникают культурные формы переживания. Однако подлинный синтез психологии и искусства возникает в новых художественных практиках в XX веке. В это время художественный поиск расширяет границы искусства и эстетического. Предполагается, что искусство призвано менять жизнь людей и быть ее частью, а жизнь должна строиться по законам искусства. Меняются и сами художественные задачи. Предметом искусства становится акт восприятия, живая реакция человека на воспринимаемый мир. В центре внимания оказывается не предметная реальность, а психологическая - реальность сознания. Произошло обращение к выразительным характеристикам отдельных элементов художественного языка - линиям, точкам, геометрическим фигурам, цвету, звуку, движению. В ходе экспериментов со звуком и цветом были обнаружены феномены синестезии. Также было показано, что явление интермодальности при восприятии может развиваться в ходе специальных упражнений. В основу новых художественных практик легла идея перевода впечатлений из одной области искусства в другую или из одной модальности в другую. Так, звучащая музыка или стихотворение переводятся на язык движения. Это не формальный перевод, а творческий процесс, в котором возникает новое произведение. Найденные приемы в дальнейшем стали использоваться в тренингах по инициации творчества, в методах эстетического воспитания, в психотерапии, что раскрывало психологический, психотехнический и педагогический потенциал данных практик.
Выдающуюся роль в истории эстетической мысли Украины и России второй половины XIX века сыграл А. Потебня (1835—1891), профессор Харьковского университета, член-корреспондент Петербургской Академии наук.
Основные лингвистические, философские, эстетические и психологические идеи А. Потебни разработаны в таких его трудах, как «О некоторых символах в славянской народной поэзии» (1860), «Мысль и язык» (1862), «Объяснения малорусских и сродных народных песен» (1883, 1887), а также в изданных посмертно работах «Из записок по теории словесности» и «Из лекций по теории словесности», относящихся к 70—80-м годам.
В первом томе настоящего цикла работ был предпринят опыт исследования проблемы, исходя из соответствующих данных современной психологии установки при непосредственном противопоставлении ее классическому, так называемому «эмпирическому психоанализу».
В предлагаемом, втором, томе дается опыт изложения общей теории — теории сознания и бессознательного психического как определенной (собственно-психологической, эпистемологической, эстетической и пр.) системы отношений внутри целостной системы фундаментальных отношений самой личности, их носителя, на основе ее «единой установки», в частности опыт интерпретации все еще конкурирующих в таком качестве психологических теорий личности — того же самого классического, так называемого «эмпирического психоанализа» и современной психологии установки.
Весь этот цикл исследований автора будет завершен в последующем томе опытом применения и некоторой верификации предлагаемой здесь теории сознания и бессознательного психического как общей (общепсихологической, эпистемологической, эстетической и пр.) теории личности, их носителя, в системе ее фундаментальных отношений.
Книга «Нигилизм Джона Дьюи» написана видным американским философом П. К. Кроссером. В ней критически рассматривается прагматистская философия Джона Дьюи, в особенности в ее отношении к вопросам естествознания, социологии, логики, эстетики и педагогики. Автор характеризует позиции Дьюи как в целом субъективно-идеалистические и нигилистические. Он обвиняет американского прагматиста-инструменталиста в релятивизме, алогизме, субъективизме. Автор, не защищая открыто и последовательно материалистическую точку зрения, требует от философии более трезвого, реалистического взгляда на мир.
Книга П. Кроссера дает возможность ознакомиться с важными сторонами критики американского прагматизма зарубежными учеными и философами.
В. Плеханов явился первым в России представителем марксизма в эстетике и в литературной критике. Он выступил на литературном поприще в то время, когда наряду с распространением субъективно-социологических воззрений либерального народничества подняли свой голос проповедники различных форм декадентства и мистики.
Борьба Плеханова за марксистские принципы в эстетике и в литературной критике, его выступления против реакционеров и псевдоноваторов различного толка вписали яркие страницы в истории революционной общественной мысли.
Cегодняшнее новое как феномен, все чаще носит характер полемически отрицающего все прошлое, объявляющего его в корне неверным. Новое создается не только как новое, но как бы в пику прошлому, нарушая все закономерности и порядки выведенные прежде, пытаясь показать их абсолютную бессильность и неактуальность. В итоге, между старым и новым образуется разрыв. Между ними не оказывается никакой преемственности. Новое старается ценностно забыть и не знать ничего о прошлом. Это категорическое и полемическое отрицание прошлого и старого, лишение его права на жизнь несет в себе интенцию объявить его принципиально неправильным, ошибочным и нежизнеспособным, преступно нарушающим всевозможные «основы» настоящего в виду его ценностного будущего, и поэтому прошлое становится почти воображаемым, небытийственным, дереализованным. В статье рассматривается проблема разрыва между смысловым содержанием идеи о новом и событийной цельностью бытия, который возникает в результате нравственно-безответственного поступка. Автором производится попытка анализа причин этого феномена как одного из факторов современного эстетического кризиса возникшего в результате кризиса нравственной ответственности поступка - понятия разработанного М. М. Бахтиным. Феномен онтологического разрыва, его причины и следствия анализируются в статье на конкретных исторических примерах в пересечении их философским контекстом. В статье производится попытка увязать в систематическое целое аксиологию и эстетику, а также показать необходимость этой связки и бессильность эстетики без аксиологии. Эстетическое видение является продуктом ответственного поступка, поэтому если нравственная философия перестает быть основой жизни, если сама нравственность обрушается и перестает существовать в жизни и поступках человека, то ее место может занять любая произвольная логически стройная рационалистическая теория. Идея о новом не должна замыкаться в себе, становиться идеологической, она только тогда положительна и созидательна, когда она знает человеческий облик, соотнесена с действительной индивидуальной нравственно-ответственной оценкой ее т. е. с нравственностью. Поэтому автор приходит к заключению, что создание нового как творческий акт должно быть продуктом долженствующе-ответственного поступка и не должно быть подчинено ценностно индифферентному смыслу.
Предметом исследования статьи является концепция «переплетённости» (entanglement), представленная в работе современного зарубежного философа А. Ноэ «Всё переплетено. Как искусство и философия делают нас такими, какие мы есть». В настоящее время в рамках отечественной философии данная работа п А. Ноэ не получила достаточного осмысления, что делает актуальными реконструкцию и рефлексию представленной в книге авторской позиции. В работе намечается философский потенциал категории «переплетённость», анализируются её онтологический и эпистемологический аспекты. Логика работы предполагает рецепцию философской позиции А. Ноэ и её компаративистский анализ, сравнение с философскими направлениями, сложившимися в рамках «новых онтологий». Идеи А. Ноэ сопоставляются с концепцией «тентакулярности» Д. Харауэй, а также с объектно-ориентированной онтологией. Отдельное внимание в статье уделяется анализу роли искусства и философии как «реорганизующих практик». Методология исследования, представленного в статье, строится на использовании системного и диалектического подходов, что позволяет зафиксировать особенности и противоречия в представленной концепции «переплетённости». Системный подход раскрывает «переплетённость» как многоуровневую структуру взаимосвязанных элементов (биологических, технологических, культурных). Диалектический подход дополняет этот анализ, выявляя внутренние противоречия в осуществлении и познании «переплетенности». Автор приходит к выводу, что А. Ноэ трактует понятие «переплетенность» как эпистемологический и эстетический феномен. Факт «переплетения» в интерпретации А. Ноэ выходит за границы утверждений, что всё «связано» или «детерминировано». В статье отмечается, что, несмотря на недостатки (отсутствие концептуальной ясности, метафоричность и эклектичность), концепция «переплетённости» А. Ноэ обладает эвристическим потенциалом для описания многообразия отношений человека и мира, особенностей эстетического опыта как универсальной оптики познания. Концепция «переплетённости» А. Ноэ не стремится принять форму законченной философии, политического манифеста или основания для экологического дискурса, она избегает крайностей нового материализма и объектно-ориентированного подхода, предлагая сбалансированную позицию, в которой понятие «переплетённость» становится основой для критики антропоцентризма при сохранении особой роли человека как деятельного субъекта. Философия и искусство в концепции А. Ноэ оказываются не только практиками реорганизации нашего опыта, но и оптикой познания «переплетённости».
Книга посвящена всестороннему рассмотрению философской системы Гегеля — крупнейшего представителя немецкой классической философии. В советской философской литературе еще нет работы, в которой обстоятельно анализировались бы все части философии Гегеля. Данная монография в известной мере восполнит этот пробел.
Автор раскрывает сложный путь философских исканий мыслителя, эволюцию его политических взглядов, показывает, как зарождалась и совершенствовалась гегелевская идеалистическая диалектика, дает критический разбор учения Гегеля о природе, эстетике, философии права, религии, его историко-философской концепции. В заключительной главе определяется место Гегеля в истории философии, значение его диалектического метода как одного из теоретических источников марксизма.
В данной статье проводится глубокий анализ эстетических философских концепций, разработанных современным исполнителем оперного жанра куньцюй Кэ Цзюнем на протяжении его карьеры в этой области. Являясь одним из самых выдающихся и активных представителей современного куньцюй, Кэ Цзюнь, за более чем два десятилетия своей творческой деятельности, последовательно сформировал свой уникальный художественный язык, который сочетает в себе элементы как «традиционного», так и «авангардного» подходов. В процессе своего творческого пути Кэ Цзюнь опирался на изучение глубинных основ традиционного куньцюй, активно перерабатывая и адаптируя элементы западной классической музыки и театрального искусства. В данной статье в основном используется сочетание методов анализа литературы и полевых наблюдений. Статья начинается с краткого знакомства с фигурой Кэ Цзюня, акцентируя внимание на накопленном им опыте в области традиционного куньцюй. Далее рассматривается выразительная сила авангардных опер куньцюй, которые Кэ Цзюнь создавал и ставил на протяжении своей карьеры. В заключение статьи анализируются два ключевых элемента эстетико-философской концепции данного исполнителя: диалектическое соотношение традиции и авангарда, а также изоморфизм между авангардом и гуманистической духовностью. Новизна данной статьи заключается в многосторонней интерпретации опыта исполнения и новаторства Кэ Цзюня с точки зрения микрохудожественной истории жизни, а также его философских и эстетических размышлений между традиционным исполнением куньцюй и современным театром куньцюй. В статье обосновывается, что Кэ Цзюнь заслуживает высокой оценки за свои достижения в области исполнения и передачи исторического наследия традиционной оперы куньцюй. Его авангардные произведения не только преобразуют традиционный классический колорит китайской оперы, но и стремятся гармонично соединить культурные традиции Востока и Запада. Эта инициатива представляет собой позитивное исследование возможных путей развития куньцюй, а также служит теоретической основой для его философского взгляда на искусство. В результате, Кэ Цзюнь выступает в качестве исторической движущей силы процесса модернизации куньцюй, что подтверждает его значимость в современном контексте китайского театрального искусства.