Научный архив: статьи

В статье излагается авторское понимание соотношения философии и поэзии. Философия не только зарождалась как поэзия досократиков, но и никогда не могла перестать быть поэзией. Настоящий мыслитель и настоящий поэт – это в конечном счете одно и то же, настаивали в прошлом веке такие классики, как М. Хайдеггер или С. Булгаков. Для решения философских задач недостаточно логически выстроенной спекуляции, недостаточно средств объективирующего дискурсивного мышления. Нельзя понять тайну зла и невинных страданий, если отгородиться от них некой теорией зла и рациональным объяснением страданий. Невозможно говорить о тайне красоты или человеческой личности, если вместо них иметь дело только с понятием о личности или с красотой как с предметом знания, обозреваемым исследователем со стороны. Понять эти тайны можно только в живом участии в них: их нужно испытать и пережить, а не опредметить, не аналитически расчленить как «простую гамму». Поэтому философия и прибегает к особому, не объективирующему, модусу речи – к речи поэтической. Поэзия не монолог автора, она событийна в двойном смысле слова: в словах поэта как в живом разговоре выговаривает себя и само бытие. Природа, красота или страдание не предстоят поэту как предмет изучения и не удваиваются в его представлениях о них, но сбываются с ним, говорят за себя в его словах. Слово поэта не дает истинное описание мира, но мир, который и сам, по существу, есть слово, в поэзии сбывается как истинный, как слово непотаенное. Обрести это слово и дать ему звучать вместе с человеческим – дело философии, которая тогда и оказывается поэзией, когда не моделирует мир, но призывает его к диалогу как бытию в несокрытости.

В статье рассматривается специфика восприятия русской литературы в творчестве В. В. Бибихина. В своей оригинальной философии В. В. Бибихин нередко обращался к русской литературной традиции, которая для него почти так же значима, как западноевропейская или древнегреческая философская мысль. Русская классическая литература была для него носителем универсальных смыслов, а не локальной национальной традицией. В то же время именно здесь наиболее остро был поставлен вопрос о России и ее положении в мире.

В статье рассматривается экзистенциальная рефлексия о технике в русской философии на материале концепций Н. А. Бердяева и В. В. Бибихина. Показано, что названные концепции представляют собой полюс активности и полюс пассивности в вопросе о технике соответственно: если Бердяев критикует подавленность человека техникой, призывает нас к агентному и субъектному отношению к технике, то объектом критики Бибихина становится «империализм человека» и активизм. Позиции Бердяева и Бибихина анализируются в широком контексте проблемы научно-технической цивилизации и модерна в целом, а также специфических черт рефлексии о технике в истории русской мысли. Демонстрируется, что, несмотря на существенные различия, и Бердяев, и Бибихин в равной мере критикуют отчужденные способы восприятия человеком своих отношений с миром, хотя и трактуют источники этого отчуждения по-разному, что объясняется различием онтологических оснований философских концепций двух мыслителей.

Статья посвящена интеллектуальному наследию Я. Э. Голосовкера (1890-1967), а именно его концепции «философии-как-искусства». Мыслитель противопоставляет воображение (imaginatio) формальному разуму (ratio), он критикует технократическую цивилизацию и отстаивает творческий потенциал философии и искусства. В статье анализируются ключевые работы Голосовкера, включая художественные произведения «Сказания о титанах» и «Сожженный роман», а также его переводы и интерпретации произведений Ф. Гельдерлина и Ф. Ницше. Автор подчеркивает междисциплинарный характер наследия Голосовкера, который реализовывал философскую концепцию в собственном творчестве. Статья в большей степени носит обзорный характер и суммирует предыдущие исследования автора, посвященные проекту имагинативной философии Голосовкера.

В статье анализируется динамика исламских финансовых институтов и их значимость для современной экономики Саудовской Аравии. Рассматриваются ключевые показатели исламских традиционных банков, функции исламских окон, а также функционирование рынка сукук-облигаций и исламского страхования. Особое внимание уделяется вызовам, с которыми сейчас сталкивается сектор исламских финансов, и перспективам его дальнейшего развития. Исламские финансовые учреждения играют важную роль в мобилизации средств, финансировании инфраструктурных проектов и управлении рисками, способствуя инновациям и привлечению зарубежных инвестиций. Несмотря на то, что их вклад еще не сопоставим с традиционной финансовой системой, исламские финансы представляют собой стратегически важный инструмент для диверсификации экономики КСА и снижения зависимости от нефтяной отрасли. Быстрый рост этого сектора предвещает увеличение его значимости в финансовой системе страны и дальнейшее стимулирование экономического развития.

В статье рассматривается процесс институционализации буддизма в России в период с XVIII по XX век, с особым акцентом на его развитие в Восточной Сибири. Исследование охватывает ранние контакты Российской империи с буддистами Байкальского региона, роль местных и центральных органов власти в признании буддизма и регулировании буддийской сангхи, а также особенности религиозной политики в советский период и репрессии. Основной целью работы является выявление ключевых этапов и факторов, оказавших влияние на институционализацию буддизма, включая взаимодействие с государственной властью и адаптацию буддийского духовенства к новым условиям. Особое внимание уделяется институциональным изменениям, обусловленным деятельностью буддологов и представителей буддизма, что способствовало укреплению его позиций в культурном пространстве России.

В статье анализируются идеи, высказанные Ку: кай в сочинении «Регламент [школы] Сюгэй сютиин, с предисловием» (828), в котором описывается создание школы на основе трёх принципов: комплексное обучение через изучение конфуцианских текстов и буддийских сутр, равный доступ к образованию для всех слоёв населения и материальная поддержка преподавателей и учащихся. Рассматриваются возможные источники вдохновения, которые могли побудить Ку: кай на создание школы, не соответствующей японским образовательным стандартам IX в., применяющимся в основном учебном центре страны, Школе чиновников Дайгаку. В частности, делается предположение о возможном знакомстве Ку: кай с системой буддийских научных центров, существовавших в то время в Индии. В тексте также приводятся цитаты из первого перевода сочинения на русский язык, выполненного автором статьи.

Осмысление событий «культурной революции» (1966-1976) через призму литературного творчества продолжается по сей день, в связи с чем необходимо проследить, как менялось восприятие исторических событий представителями разных поколений и литературных течений. Статья посвящена отражению тем насилия и исторической памяти в романе Чжан Юэжань «Кокон» (茧, 2016), которые проявляются на уровне нарратива, образов персонажей, языковых средств и др. Исследование позволяет расширить представление о китайской литературе на рубеже XX-XXI вв., сделать важные выводы о специфике репрезентации травматических событий в произведениях поколения «поствосьмидесятников». Таким образом, в статье мы рассмотрим психологизм, обращение к понятиям памяти и «постпамяти», которые позволяют Чжан Юэжань по-новому продемонстрировать эмоциональный опыт переживания травмы людьми, рожденными после событий «культурной революции».

В данной статье мы обобщили результаты сравнительного лингвистического анализа 8-10 глав Цзю Тан шу («Старая история империи Тан») и Синь Тан шу («Новая история империи Тан»): рассмотрели лексические и синтаксические особенности утвердительных, отрицательных и вопросительных предложений, а также наиболее часто встречаемые служебные слова. Было обнаружено, что эволюция китайского языка в эту эпоху неразрывно связана с периодами политической нестабильности и значительных социальных трансформаций.

В статье проводится сравнительный анализ концепции нормативного правителя, изложенной в работах Хань Фэя 韓非 (прибл. 325–250 гг. до. н. э. или 280–233 гг. до н. э.), изданных под названием Хань Фэй-цзы 韓非子 («[Трактаты] Учителя Хань Фэя»), и в сочинении Il Principe («Государь») Никколо Макиавелли (1469–1527). Хань Фэй и Н. Макиавелли традиционно сравниваются, потому что их философско-политические теории позиционируются как системы «реальной» политики, помогающие «средним» правителям, то есть обычным людям, не имеющим каких-либо выдающихся способностей априори, успешно действовать в рамках несовершенства административной системы. Новизна данной статьи заключается в том, что рассмотренные в ней концепции при имеющихся сходствах диаметрально противоположны представлениями о личных качествах нормативного правителя и о его отношении к государственной системе. У Хань Фэя правитель стремится к обезличивающему себя уподоблению «природе» (тянь 天) и превращению государственного аппарата в определенное подобие механизма, действующего как часы без какого-либо участия со стороны главы государства. Для Н. Макиавелли главную роль играет именно личность, собственные действия, амбиции, устремления государя, его попытка утвердить свою волю.

В данной статье рассматривается проблема представления восточной культуры в рамках европоцентристской культурной парадигмы. Основным способом представления другого, не западного субъекта, становится ориенталистская оптика, которая обуславливает романтизацию, а как следствие, искажение этого образа. Ориенталистская установка становится основной в условиях развивающихся колониальных отношений. Даже после окончания политического колониализма практики подчинения других культур продолжают работать, но уже в ином – эпистемологическом варианте. Такой эпистемологический колониализм задает определенные условия для представления и встраивания в общую межкультурную коммуникацию различных культур. Формируется модель цент-периферия, которая определяет ролевые особенности различных культурных субъектов. Случай Китая оказывается достаточно иллюстративным для того, чтобы показать основные практики эпистемологической колонизации. Нормы ориенталистского дискурса начинают работать как в рамках доминантной культуры, так и в пределах подчиненной. Внутри Китая они создают различные точки зрения относительно роли конфуцианства в дальнейшем развитии страны. Доминантная западная культура производит искаженные представления об идеальном мире Востока. Таким образом, ориенталистский дискурс возникает в рамках колонизации и усиливает ее эффекты, что приводит к нарастанию проблематизации межкультурных отношений.

С момента своего появления индийский кинематограф плотно проник в пространство национальной культуры, став ее неотъемлемой частью и достоянием. Несмотря на то, что Республика Индия быстро развивается и неизбежно меняется привычный уклад жизни, древнеиндийские памятники философии и искусства составляют фундамент духовного наследия страны. Например, в современных индийских фильмах исторического жанра проявляются этико-эстетические принципы древнеиндийского театрального искусства, описанные в древнеиндийском трактате «Натьяшастра». Исторические фильмы становятся трансляторами традиционных ценностей и играют большую роль в формировании национального самосознания современных индийцев. В статье рассматриваются конкретные принципы классической эстетической традиции, связанные с композиционным построением произведений, набором персонажей, эмоциональным восприятием и нравственными ценностями. Они реализуются в таких фильмах, как «Ашока» («Aśoka», реж. С. Сиван, 2001), «Баджирао и Мастани» («Bājīrāva Mastānī», реж. С. Л. Бхансали, 2015) и «Притхвирадж» (Pr̥thvīrāja, реж. Ч. П. Двиведи, 2022).